Тем же вечером отставной генерал Спецьяле, он же – Джироламо Савонарола, вылетел домой. Рождество надо встречать дома. Хотя семьей он так и не обзавелся. Здесь нечем гордиться. Когда-то семью заменяли агенты. Аген-тессы? Да. Стефания… Теперь эта суперподпольщица, «суперкладестини» – ухоженная женщина, член Европейского парламента. Скажи кому-нибудь, что в молодости она в джинсах и кожаной куртке носилась на мотоцикле, чуть не попалась полиции, когда искали Альдо Моро, сочтут тебя сумасшедшим стариком. А то утро в Милане? Утро перед покушением на премьера Мариано Румора. Летящие занавески в их номере, и она – в чем мать родила, встала пораньше, чтобы успеть забежать к Бертолле, а потом вернуться и позавтракать вдвоем с ним, со Спецьяле в маленьком кафе на площади. Не поверят! Строгий костюм, украшения от Тиффани. Но он-то видит. Видит, как она снимает очки, которые носит для солидности, садится в свой «ягуар» и рвет с места так, что машина приседает на задние колеса.
Кем же они были на самом деле? Он – генерал? Генералом Спецьяле стал, когда в корпусе карабинеров создали подразделение «красных беретов» GIS – «Группо Динтер-венто Спецьяле». Она – политический деятель? Она им стала после того, как отцвели осенними цветами «Бригате Россе» – «Красные бригады». Так? Ничуть не бывало, как любил говорить папаша Миллер. В век париков, шпаг и кринолинов их назвали бы авантюристами. Как Джузеппе Бальзамо и Лоренца Феличиане. Спецьяле и Стефания устроили все как хотели и вышли сухими из воды. Их почитали и награждали. Почитают и награждают. Выдвигают и выбирают. Они поменялись ролями: он ушел в тень, она вышла из нее. Но у него, как и тогда, власти больше.
Да, его сегодня не выбрали. Не так уж и плохо. Амбиции до добра не доводят. Амбиции множат врагов. Скромнее надо быть, скромнее. Но, чтобы выдвинуться, надо быть общительным, приятным в общении. Вот два условия, редко уживающиеся в одном человеке.
Если говорить о сегодняшнем событии, о выборе на место папаши Миллера, самое лучшее – быть всегда вторым. Вот высшее мастерство! А первым? Первых – их много! Их забывают, их проклинают, спорно или недобро хвалят. Первый всегда подставляется. Быть вечным вторым – вот достойная цель!
В конечном счете, все умирают. Никто не знает, когда умрет, зато все горазды обещать светлое будущее. Ришелье не говорил «я сделаю», Ришелье говорил «я сделал».
Спецьяле пошел дальше Ришелье, он даже «я сделал» никогда не говорил. Пусть все идет будто само собой, а я вроде как в сторонке.
Он посмотрел в иллюминатор. Внизу, далеко, в десяти километрах, ревел океан. В салоне первого класса было тихо и просторно. В теплой дымке скользили стюардессы, красивые, как летние дни. Гм! Вдова папаши Миллера тоже красивая. Раз-два – и разбила его надежды стать первым. И правильно сделала, вторым быть лучше. Услышать вердикт из красивых губ приятнее, чем из сухой щели нотариуса. Нет, нотариус никогда бы и не догадался, на ком остановил свой выбор Миллер. Красива и умна. И пасынок ее, видно, тоже далеко не дурак. Скромен, молчалив, внимателен, как умный пес. Взглядом напоминает отца. Высок, крепок, спортивен. Красив…
Гм! Странные они, эти русские! Каждый по отдельности – пример для подражания. Ну, бывают, конечно, будто укушенные бешеной собакой, у кого их не бывает. И все-таки преимущественно – первый сорт. Но как только соберутся вместе в своей холодной стране – натуральное стадо баранов, и впереди обязательно баран. Бе-е-е! Откуда-то возникают и криворукость и лень. Неудивительно: там так мало солнца. Вот уж где строят планы на светлое будущее, сплошные протоколы о намерениях, одни за другим, да еще один глупее другого. И ведь никто никогда не спросит и никогда не получит ответа на вопрос «а что, собственно, ты сделал?». Никто ни за что не отвечает, никому ничего не надо. У нас вон Муссолини ответил, да еще как ответил. Спецьяле тогда мальчиком был, он шнырял в ликующей и яростной толпе на пьяцца Лорето и помнит, как притихла толпа, и он притих, когда увидел поднятые над площадью тела дуче и Клары Петаччи. Они были подвешены за ноги.
