Отравленные слова - страница 4

Нурии хотелось, чтобы Барбара подольше оставалась маленькой, но ее детство пролетело, пока Нурия была связана по рукам и ногам близнецами: проводила все время на полу, с опущенной головой и вечной болью в пояснице. И тогда Барбара переключилась на Пепе. Он щекотал ее, купал и водил в парк. Они так прекрасно ладили, что Нурия решила не влезать в их отношения. А когда близнецы подросли и она смогла наконец поднять взгляд, Барбара уже стала девушкой и начала раздражать Пепе своим непокорным нравом. В двенадцать Барбара была высокой и нахальной и ни перед кем не пасовала. Пепе это бесило, а Нурию забавляло. Буйным цветом расцвели их разногласия по вопросам воспитания детей. Пепе пытался обуздать Барбару, а Нурия поощряла ее выходки. Нурия не умела быть строгой, не умела ни говорить «нет», ни сердиться по-настоящему. У нее то и дело вырывалась улыбка, а решительность дочери восхищала ее. Нурия не сумела предвидеть опасностей, которые таило взросление Барбары. Уже в двенадцать их дочь не боялась никого и ничего, и если Нурию это устраивало, то Пепе, куда более проницательный, был недоволен.

– В следующем году она не поедет в Бильбао, – заявил он однажды, когда Барбара вернулась с севера. Это была самая тяжелая, самая горькая их ссора до того момента, как все началось. Барбара всегда проводила июль с тетей и ее мужем. Они возили ее на море: плавать на яхте, нырять и заниматься серфингом. Иньяки и Элисабет были моложе и либеральнее ее родителей, они позволяли Барбаре поздно ложиться спать, купались голышом и делали много такого, чего Пепе не одобрял. Нурия, более терпимая, чем муж, пыталась сглаживать эти противоречия. Они спорили и спорили, но Пепе так и не смягчился, и на следующий год Барбара в Бильбао не поехала.

Нурия не раз возвращалась мыслями к тому неприятному разговору, который так ее встревожил. Она хотела бы забыть то, что ей рассказала как-то Элисабет, возможно без дурного умысла, то, из-за чего они тогда поругались. Она злилась на сестру целых два месяца, даже отказывалась говорить с ней по телефону. Она никогда и ни с кем этого не обсуждала. Ей было так больно, что она даже не нашла в себе сил рассказать об этом Лосано. Ей не хотелось, чтобы он совал нос в ее личные дела, чтобы копался в ее грязном белье, да еще на виду у других. «Не выноси сор из избы», – мудро говорила ее бабушка. Нурия задвинула в дальний угол памяти те жестокие слова Элисабет, может, потому, что не поверила ей, а может, потому, что образ Иньяки, до того абсолютно безупречный, теперь был слегка запятнан и ей никак не удавалось, несмотря на все попытки, вернуть ему честность и цельность, которые всегда его отличали.

Почему она никому не рассказала?

Побоялась. Потому что Пепе наверняка заставил бы ее оборвать все связи с Иньяки и Элисабет. Нурия предпочла проглотить неприятности и жить дальше. Она не раз попадалась в эту ловушку: пытаясь избежать скандала, молчала и становилась рабой собственных чувств. Когда Барбара роняла перед ней огромные соленые слезы, Нурия смягчалась, напуганная суровой дисциплиной, к которой Пепе пытался приучить дочь. «Только папе не говори, ну пожалуйста, а то он рассердится». Нурия стала соучастницей ее лжи: прятала записки от учителей, скрывала ее похождения с друзьями и молчала о слишком откровенных нарядах. Поначалу все это были мелочи, пустяковые обманы, которые со временем росли, как и сама Барбара.