Глубока ли пропасть отчаяния? Он раньше никогда не задумывался об этом, и не знал, что в эту пропасть можно падать бесконечно. Так по крайней мере ему казалось весь следующий год. Отчаяние – это когда готов отдать всю свою жизнь, все, что было, есть и будет, все, что угодно, за то, чтобы получить желаемое, но все равно этого будет мало. Все равно будет недостаточно того, что можешь предложить. Он чувствовал себя ничтожеством, ребенком, у которого есть в кармане накопленные вещички. Подобранные красивые камушки, ракушки, шикши, самое настоящее богатство, как у королей, бесценное, самое лучшее. И вот он протягивает все это с гордостью и достоинством, а все это никому не надо, ей не надо. Он готов продать свою душу, отдать всего себя, никогда в жизни он не был еще так готов, но ей это не нужно. И что бы он ни делал – этого недостаточно.
Жалкий, никчемный, неспособный ничего предложить, недокороль, недобог, недодьявол, недодруг, недолюбимый. Весь этот год он все больше и больше падал в бездну отчаяния, от осознания, что у него нет того, что ей нужно. И как бы он ни старался, он никак не может это изменить. Он проваливался то в фантазии, то в кошмары, просыпаясь в липком поту, рыдая в подушку от безысходности, и отшвыривая подальше пристающего мурчащего кота. В его жизни никогда не было смысла, а когда смысл замаячил на горизонте, почти достижимый, появилась и смутная мысль, что может быть жить в этом мире не так уж и плохо. Но горизонт так и оставался горизонтом, сколько до него ни бежать. Впрочем, единственное, что его все еще держало на плаву – это слабая ниточка надежды, что однажды все может быть иначе. Он хватался за эту ниточку, как за единственное спасение, за единственную причину.
Иногда бывали вполне сносные дни, в которые он мог даже улыбаться, оставаться спокойным, понимать, о чем говорят преподаватели, делать конспекты. А иногда на него накатывала волна цунами из отчаяния, безысходности, беспросветности. В такие дни он видел все как в тумане, сквозь непроизвольные образы, будто через толстое стекло, которое не пропускает ничего извне. В последнюю сессию он половину предметов уже не делал сам, она ему помогала. Конспектами, шпорами, словами. Он никогда в своей жизни не списывал и не брал у кого-то тетради, но теперь ему было уже плевать.
В один из безнадежных дней, когда небо казалось особенно черным, ровно, как и сердце, он спокойно оделся, тщательно повязав шарф и как обычно натянув перчатки на свитер. Застегнул молнию до подбородка, накинул капюшон поверх шапки, туго зашнуровал ботинки и вышел на улицу. Это был морозный вечер, щепало щеки, а на шарфе оседал иней из-за дыхания. Он все шел и шел, очень долго, может быть час, а может быть все три. Мимо мелькали здания, люди, машины, заснеженные деревья, и снова люди и снова машины. Чужой мир, странный мир был повсюду. Так зачем ему оставаться в этом мире? Он сам не понял, как и когда оказался на мосту. Здесь было шумно и ветрено. Он дошел до середины, встречные фары слепили глаза, ветер дул в лицо, и из-за этого потекли слезы, как бы он ни щурился. На середине он повернулся, на него смотрела черная бездна ледяной реки. Может быть, именно там, в этой бездне ему и место? Такому же темному, холодному, непонятному. Его притягивала эта пустота, слегка поблескивающая серебряным снегом из-за огней города.
