– Я так понимаю – она не твоя, так что имя предыдущего владельца неважно. Тебе понравится, если завтра ты не найдешь любимые штаны, а кто-то другой в них ходить будет, верно?
– Да пусть ходит, мне не жалко!
– Ничего не жалко? Никакой вещи? Позволишь ребятам из всех отрядов взять все что хотят без спроса, чтобы потом как-нибудь вернули?
Леша насупился.
– Сегодня будем просто петь. А завтра, если тебе владелец гитары разрешит – сыграешь обязательно. Договорились?
– Ну вы все равно по-другому не позволите – явно расстроился парень.
– Увы. Брать без спроса чужое нехорошо.
– Ладно, ладно, понял, отдам этому жирдяю гитару, пусть спит в обнимку с ней, – с досадой Леша плюнул на землю. И протянул гитару Саше так, словно она ему руки жгла. – Пусть у вас пока побудет, после огонька зайду и отдам.
– Хорошо, – Саша кивает и принимает инструмент, ставя его на свободное место позади себя. И замечая с любовно выведенные на боку гитары буквы, складывающиеся в нехитрые слова. «Алене от Виталика. 09.09.2001»
Не могла же гитара храниться в санатории больше пятнадцати лет, верно? Или кто-то в сердцах мог оставить столь важный для себя инструмент здесь?
Но поразмыслить об этом Саше не дали.
– Пора, собирайтесь скорее,
Мы что-то бездарно стареем,
Пора разобраться по реям
И рвать якоря.
Затянула Соня высоким, красивым голосом, мигом меняя настроение вечера.
– Чтоб снова пройти нам ребята
Речные судьбы-перекаты
Покатим туда, где по небу
Восходит заря.
Саша эту песню знала. И Леша, внезапно, тоже знал, подтягиваясь третьим.
– Мы время свое не забыли,
Нам ветры побудку трубили,
Нас женщины в шутку любили,
А мы их всерьез.
Оставим на завтра заботы,
Оплатим все сплетни и счеты
И вновь ощущенье полета
И высохших слез.
Постепенно песню подхватывали и остальные. Даже Женя – тихо, почти про себя, но его голос Саша слышала. Едва закончили эту – как затянули другую, теперь ее начал мощный бас Ильи.
– Все расстояния когда-нибудь в круг замыкаются…
Саша подпевала, рассматривая в отблесках костра лица ребят. Сегодня был финал конкурсной программы, пусть до конца смены было еще далеко. Но все же – в этом тоже был определённый итог. Пока – итог не смены, а их фестивальной жизни. И пусть завтра все определённо расслабятся и будут нарушать режим, подбивать всех остальных на то же самое, опаздывать и отказываться купаться без мяча и ныряния с головой, пока физрук отвернулся – это не имеет значения. Сегодня они прекрасно поработали.
Изнанка пульсировала ровными, яркими цветами, лучилась счастьем, переливалась наслаждением и радость. Даже рядом с вечно сдержанным Женей, что танцевал в последнем ряду и имел столь флегматичный нрав и худощавое телосложение, что казался незаметным и на танцевальной сцене, и на общих посиделках. Но теперь он присоединился к веселью, пусть сдержанно – но и это было немаленьким шагом вперед. До того он даже не пытался петь вместе со всеми.
Седьмой отряд, вы нам мешаете!
Саша фыркнула, прочитав сообщения. От Тамары, вожатой четвертого, чье костровое было недалеко от них. Сегодня ее ребята были вторыми и громко возмущались, обвиняя жюри в нечестном судействе. Дети.
Но шуметь и правда не стоило.
– Эта ночь легла как тот перевал, за которым исполненье надежд, – негромко начинает Саша. В ноты она редко попадает, но это сейчас и не страшно.
– Все нам вспомнится на страшном суде, – Леша поет тоже негромко, с чувством. И Женя – вместе с ним.
