Из церквы я вышел постный-препостный, как сухарик ржаной. Подождал Саньку, переглянулись с ним матерно, да и домой.
Вот зачем навязывать, а?! И допрос этот, полицейский почти. Нешто я совсем несмышлёныш? Тайна исповеди, оно конечно и да, но ведь и доносить обязан, если злоумышляет кто, на государство и строй.
Тогда и тайна не такой уж тайной становится! Да и без доноса даже. Епитимьями так примучать можно, што ой!
– За тобой следить обязал, – безэмоционально сказал Санька, когда мы отошли метров на триста, – и духовному отцу…
Катнулись желваки на лице Санькином, усмешечка кривая выползла, да и будто разом! Скрепы осыпались.
В редакции «Одесских новостей» на меня глянули не без любопытства, но повели себя на равных, без снисходительно панибратства взрослых с ребёнком. Немножечко преувеличенно, как по мне, но пусть. Терпеть не могу снисходительный тон!
Сразу на ёрничанье и дураковаляние реакция идёт. С последствиями иногда. Сам всё понимаю, но осознаю обычно чуть потом.
– Недурственно, – хохотнул редактор, проглядев работы, – одесские типажи глазами понаехавшего.
Ничего такого, серьёзного, обычные бытовые сценки. Шаржированный Мендель, с недавним зовом домой.
«– Сына, домой!»
«– Мама, а я таки устал или шо?»
«– Ты хотишь кушать!»
Тётя Песя у плиты, в виде индийской богини с шестью руками. Ещё с десяток такого же.
– Годится! – довольно сказал Старков, – Интересная манера рисунка – очень простая, но суть ухвачена отменно.
Ссыпал гонорар в карман, да и распрощался. Теперь в «Одесский листок».
– Записки понаехавшего? – Поинтересовался Навроцкий, вчитываясь в текст.
– Шаржированные приключения москвича, шарахающегося по Одессе с выпученными глазами. Начинается с прибытия на вокзал и покупки местной прессы.
– Шарахающегося, – повторил редактор, он же владелец, усмехнувшись, – довольно точно подмечено. Сколько таких… кхе-кхе!
– Молодая, динамично развивающаяся компания ищет бухгалтера и коммерческого директора, – начал читать Навроцкий, – Нашедшему этих ублюдков – наша самая горячая благодарность.
– О-хо-хо! – он протёр выступившие слёзы, – Метко! По-нашему!
Вышел из редакции, как так и надо. Обыденно всё, чуть не до тошнотиков. Фельетон, карикатура, первые гонорары – настоящие, а не за якобы совместную статью с дядей Гиляем. И никак! Даже обидно немножечко.
Событие! А у меня настроения нет. С церквы ещё. Умеют же, а?
Сплюнув мысленно, начал спускаться, и завидел давешнюю барышню, с которой на вокзале тогда столкнулся.
– Мадемуазель! – и шляпой пол мету. Не так штобы и настроение появилось, а просто! Для форсу, перед самим собой больше.
– Месье, – девочка присела дурашливом реверансе, в глазах весёлые чортики, – какая приятная встреча! Снова видеть авантажного кавалера, преисполненного всяческих достоинств!
Подружки хихикают, ну да я им тоже шляпой соломенной тротуар подмёл, шутовски так.
– Мадемуазели… Позвольте загладить невольную позапрошлодневную вину, пригласив вас в этот жаркий день отведать мороженого?
Они немножечко так замялись, и я спохватился.
– Егор Панкратов! – прижимаю шляпу к груди, и глазки делаю. Ботинком ещё булыжники ковыряю, вроде как застеснялся весь.
Фырканье в ответ смешливое, с переглядками.
– Мария Никифирова, – барышня присела в книксене.
– Наталья Турбина, и глазками в ответ обстреливает. Вроде как и смешиночки, но и не так, штобы совсем. Возраст! Тренируется барышня.
