– Зараза, как бы вам объяснить про нее получше, – начал мур. – У нас-то, мля, особо не принято свежаков просвещать, в клетку да в стойло и пастись, – он мерзко хохотнул. – Начинается все незаметно сперва. Люди видят туман, грозу без дождя, запах чувствуют. В этот момент кусок мира сюда и копируются. С людьми прямо, йопта, мы тут все копии себя, говорят, а там, сука, продолжаем тоже жить. А потом заражаются все, где-то перерождение за часы происходит, где-то несколько дней надо, зависит от того, быстрый, сука, кластер или нет. Как грибок эта дрянь, говорят, но не простой. Он, понимаешь, проникает в организм и постепенно меняет тебя изнутри. Сначала ничего особенного. Слабость, головная боль, чувство жажды. Многие списывают это на отравление тем самым, мля, туманом.
– Но потом… потом начинается самое страшное, – Шнырь сделал театральную паузу для драматичности момента. – Грибок начинает размножаться, поглощая ткани, изменяя тело. Мышцы растут неравномерно, кости деформируются, жуть, блин, еще та. Лицо искажается, челюсти выпирают, глаза мутнеют, становятся черными. И самое страшное – разум, нахрен, исчезает. Человек превращается в существо, которое живет инстинктами. Постоянный голод, жажда крови, агрессия, так появляются твари всякие, – мур утер рот от запекшейся крови и сплюнул в грязь под ногами. – Заражённые бывают разные, самые первые это, мля, пустыши, у них ещё не сформировался нарост толком, и там даже спорана не найти, – заметив, что Опер хочет что-то спросить, предупредил вопрос. – Про них тоже расскажу. Так вот, понимаешь, после пустышей джамперы и бегуны идут, джампы тоже пустые, а вот бегуны, сука, уже со спораном бывают. Добыть его можно, расковыряв чесночину на затылке. Потом спидеры, лотерейщики или, как их ещё зовут, жрачи и топтуны. У этих и горошина может быть, и споранов до пяти штук. Но и убить их сложнее, они, сука, быстрые, и броня нарастает.
– А почему названия такие странные? – все же вклинился Опер.
– Жрач потому, что пасть уже здоровая и зубы как у того крокодила, йоптыть. А лотерейщик, потому как лотерея, будет или не будет горошина. Топтуна так зовут из-за костяных наростов на пятках. Идёт, и будто девка, мля, на проспекте каблуками цокает, – видимо, от мыслей о девках мур аж губами причмокнул. – Кусачи и руберы, те вообще лютые уже. Кожа уже полноценной коркой стала, как броня. Пробить, сука, сложно, только из чего крупнокалиберного. Зато и споранов в них много, и горох есть. И янтарь, эта штука такая, как апельсиновая икра, из неё спек делают. И наркота, мля, и обезбол хороший. Иногда и жемчужина чёрная быть может, но то редкость. Ну и последний – это элита. Там уже всего много. И даже жемчуг можно отыскать красный и черный. В самых жирных, которые почти стали теми, кого нельзя называть…
– Это почему ещё? – подал голос Шелест.
– Нельзя, мля, и все! Если только в стабе. Чтобы не пришел! —отрезал Шнырь. – Так вот, йопта, в таком можно и белую, но то редкость. А вот в тех, кого не зовут, порой и две белых есть. Но суть у них у всех одна. Они, понимаешь, оболочки, управляемые паразитом. Их единственная цель – найти жратву и развиваться дальше, чем больше сожрут, тем больше станут и крепче. Они не думают, не чувствуют. Они только пожирают. Элитники, сука, те целые стаи низших с собой водят. От такой стаи и отряду часто не отбиться.
