Не успели бойцы разлететься по сторонам от дороги, как она с треском разломилась, и бесформенная чёрная масса повалила наружу, как пена для бритья из баллона. Затхлая вонь окатила сектор.
– Без команды не стрелять!
Луна скрылась за пухлыми пепельными облаками, и в какой-то момент тьма окутала злополучное место, откуда раздавалось шипение и чавканье.
Командир снова включил фонарь.
Чудовищная масса мгновенно отреагировала на свет. Из неё выскочили блеснувшие кровавой влагой щупальца и разрезали воздух клиновидными когтями.
Командир шмякнулся на землю и сплюнул попавший в рот песок. Алекс не отводил от него глаз.
– Ну же, иди ко мне… Цыпа-цыпа-цыпа, – повторял Соломонов себе под нос, отползая назад и медленно поднимаясь.
Чудовище испустило клубы косматого дыма и вытянулось до высоты молодой березы, заполнив собой всю ширину дороги. Раздался лязг металлических лезвий. Щупальца пытались захватить неуёмную жертву, а командир ловко уворачивался, кряхтя и ругаясь, пока наконец тварь не обрела всю свою смертоносную мощь.
– Я его вижу! – закричала Громова, подняв голову и показывая пальцем в основание твари, которая вдруг замерла, видимо, обнаружив новую жертву.
– Лежать, – зашипел Алекс, протягивая руку через Риту и хватая девчонку за шиворот. – Сказано же, не высовываться.
Не успела тварь снова поднять щупальца, как вдруг в один голос парни-светлячки закричали:
– Вижу цель!
– Давай! – гаркнул командир, накрывая голову руками.
Алекс прижался щекой к земле.
Через пару секунду грохнули выстрелы.
Чудовище разлетелось на куски и осыпалось кроваво-грязным дождём на голову припавшего к земле командира.
Соломонов поднялся, отряхнул штаны и, задумчиво глядя на оставшийся от наоморфа пепел, прочёл:
– Мы с наоморфами сражались…
Стояла чудная погодка,
Окончен бой. Проголодались.
Ну, где там пиво и селёдка?
Бойцы засмеялись. Алекс с девчонками переглянулись.
– «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда», – процитировал командир, разгребая ногой осевшую чёрную пыль. – Знаете, кто сказал? – он вдруг поднял глаза и пробежался по лицам.
– Ахматова, – ответила Рита.
– Молодец, Титова. Пока свободны. Следуйте расписанию.
Когда девочки вернулись в спальный корпус, дежурная по общежитию сообщила:
– Рита, твой пёс очнулся.
Подруги в унисон взвизгнули и побежали в медицинский отсек.
– Наверное, думает, что я его бросила, бедняга, – рассуждала на бегу Рита.
Приоткрыв дверь в палату, она увидела не безжизненный клочок шерсти, торчащий из-под простыни, а знакомую любимую мордочку с чёрным носом. Пёс так же лежал на столе, положив голову между передними лапами, и вяло смотрел на дверь своими тёмно-коричневыми глазами. Рита уже готова была увидеть такой же кислотный цвет, как у Лены, который всё ещё иногда пугал её, но Рыжий не изменился. Он был всё такой же. Её Рыжий.
С появлением хозяйки взгляд его оживился, будто с экрана телефона сняли прозрачную плёнку. Пёс приподнялся на лапах, сбросив простыню, заскулил, заметался, собрался спрыгнуть со стола, но девочки уже подбежали к нему.
Рита нырнула пальцами в тусклую, но, главное, тёплую шерсть. Пёс облизал её лицо, потом принялся облизывать Лену.
– Ну наконец-то, – приговаривала Рита. – Напугал ты нас, Рыжий. Будем теперь жить с тобой здесь.
– Зато на диване можно спать сколько угодно, – сказала Лена. – И никто не заругает.
– Слабоват он ещё, конечно, – вздохнула подошедшая Дарья. – Но при хорошем питании и прогулках на свежем воздухе должен быстро оправиться. Хорошая собака. Ну, давайте, не забывайте меня. Заходите как-нибудь.
