– Почему здесь была стрельба?
– Ты не знаешь? – задаю я встречный вопрос.
Хейли качает головой:
– Я слышала про неё. Но мне неизвестна причина.
– Здесь сразу в трёх местах прогремели взрывы, а потом ворвались какие-то люди и открыли стрельбу.
– Почему именно в этом районе?
– Полиция успела оккупировать остальную часть города. А здесь находится въезд в Нью-Йорк. О нем мало кто знает, потому что это место никогда не пользовалось популярностью.
– Почему тебе тут так нравится?
Мне кажется, или она действительно задаёт слишком много вопросов?
– Потому что здесь безлюдно, а я люблю одиночество.
– Почему?
Маленькая почемучка!
– Потому что одиночество не причиняет боль.
– Зато оно сжирает, – тут же говорит Хейли.
– В каком смысле?
– Прямом. Одиночество опустошает.
– Оно делает человека сильным.
– С чего ты взял? – выгнув бровь, смотрит она на меня.
И снова: мне кажется, или наш разговор зашёл не в то русло?
– Когда человек одинок, он приспосабливается ко всему, учится добиваться всего без чужой помощи. Одинокий человек полагается только на себя.
– Можно быть не одиноким, но все равно обходиться без чужой помощи.
Я машу рукой:
– У каждого свое мнение на этот счёт.
– Может быть.
Тишина опустилась на гипермаркет. Я смотрю вперёд, Хейли тоже. Молчим. О чем ещё можно поговорить? Даже если мы чем-то похожи, это не значит, что у нас есть много тем для обсуждения.
Я поглаживаю кожаный браслет на запястье, потом мне это надоедает, и притрагиваюсь к цепочке на шее. Нет, так дело не пойдёт, надо завязать диалог, не то даже я впервые за долгое время почувствую неловкость.
Мама говорит, если ты не знаешь, что спросить у девушки на свидании (хоть мы сейчас и не на нем), спроси о её любимых цветах. Узнай, какие ей нравятся больше всего.
– Какие цветы ты любишь? – интересуюсь я.
– Лизиантусы.
– Впервые слышу.
Хейли достаёт телефон, что-то в нем ищет, а после показывает мне экран. На нем картинка с цветами, чем-то похожими на розы. Цветы довольно незатейливые, они напоминают саму Хейли. Наверное, тем, что она такая же простая. По крайней мере, сейчас, этой ночью.
– Они… красивые, – говорю я.
– Какой твой любимый цвет? – спрашивает она, засовывая телефон обратно в карман.
– Чёрный.
– Почему?
– Теперь ты официально стала не просто салагой, но еще и почемучкой! – дразню её я. – Чёрный – цвет мрака, тьмы, ночи.
– Любишь мрак?
– Обожаю.
– Я тоже, – к моему удивлению, отвечает она. Я смотрю на неё недоверчиво. Заметив мой взгляд, она фыркает: – Я серьёзно! Разве по мне не видно?
Я медленно и нескромно осматриваю её с головы до ног.
– Сегодня ты выглядишь лучше, чем когда впервые приехала к Дезу.
– Для тебя старалась, – саркастично отвечает она.
– Мне приятно, – слегка улыбаясь, я кладу руку на сердце.
Хейли снова фыркает.
Следующие полчаса мы катаемся на эскалаторах, носимся друг за другом по магазину. Ломаем доски прогнивших прилавков и играючи деремся ими. Хейли смеётся во все горло, я иногда тоже. Я впервые чувствую себя так легко и свободно, и в какой-то момент меня это удивляет. Мне уютно в компании Хейли.
– Лови! – кричит она и бросает мне банку консервов. Упаковка грязная и липкая, сморщившись, кидаю ее в сторону.
– Где ты её нашла? – подойдя к Хейли, спрашиваю я.
– А, на полке стояла.
Проверяю время в телефоне.
– Нам пора. Я заметил, что после трёх часов ночи сюда приходят всякие отбросы типа наркоманов, насильников, возможно, даже маньяков.
