Обеспечивать Иволгину помощь считалось очень почетным и денежным занятием. На работу нужно было являться строго к девяти ноль-ноль. Перед зданием, где он врачевал, уже с ночи собирались толпы людей.
Расписание нашей семейной жизни с Сережей выглядело так: подъем в шесть, завтрак в семь. В восемь мы уже спускались в метро. Выстаивать километровые очереди на бензоколонках, чтобы тащиться каждый день на работу с комфортом?
Няньку все-таки нанять удалось. Одинокая родственница папы из Подмосковья за то, что ее больного сына нам с помощью Иволгина удалось устроить в московскую больницу, согласилась сидеть с Андрюшей. Болезнь ее сына оказалась затяжной, нужно было его навещать и покупать еду. Обоюдовыгодное соглашение. Бартер. Тоже модное слово в те времена. Когда звонил будильник, в зимней московской тьме в шесть утра казалось, что за окном глухая ночь.
Вот и сейчас уже настало утро, и зазвонил телефон.
– Не спишь? – спросил Сережа так обыденно, что мне показалось, он тут рядом, в кровати, на своем месте, просто вылез из-под одеяла и, как всегда, дотронулся до моего плеча. Я даже ощутила это прикосновение. Заныло сердце, так захотелось протянуть ему руку навстречу, прижаться и сказать: «Доброе утро, Серенький!» Но я грустно ответила:
– Нет.
– Уже встала?
Я хотела сказать, что не ложилась, вернее, что всю ночь провспоминала нашу жизнь.
– Как тебе квартира? – Его тон был сугубо деловой.
– Не понравилась.
– Почему?
– Там жили бомжи?
– Не говори ерунды. Если не нравится, ее можно продать.
– Продавай.
– Наташа, ты человек непрактичный, деньги истратишь, где будете жить?
– Не волнуйся.
– Как скажешь. Не буду.
– Ты когда сможешь отдать деньги? – Вопрос прозвучал жалобно, словно просьба о милостыне.
– Думаю, через месяц.
– Тогда и звони. – Я злилась на свою мягкость и беспомощность.
– Постой-постой. Нам с Дашей уже сейчас негде жить. – Впервые он произнес ее имя.
– А нам?
– Ты же сама отказываешься от приличного жилья.
– А ты видел это жилье?
– Нет. Но Даша рассказывала…
– Поезжай посмотри.
– Я постараюсь побыстрее. – Мое предложение он холодно игнорировал. – Это в наших общих интересах.
Я хотела возразить, что у нас с ним теперь ничего не может быть общего, но промолчала.
– Пока. – Я торопилась распрощаться с ним, чтобы он не почувствовал, как я страдаю.
– Я скоро позвоню.
– Хорошо.
Он положил трубку. Уже не было ощущения, что он трогает меня за плечо, будит из-под одеяла. Мой Серый, Серенький, Сереженька вдруг стал чужим, холодным, злым.
Сейчас только семь часов утра. Но мне нужно действовать. Он выгоняет меня отсюда, выселяет вместе с Андрюшей. Может быть, это дурной сон? Я изо всех сил ущипнула себя. Больно! Останется синяк. Напоминание, чтобы не раскисала. Нужно позвонить тому человеку, чья квартира выходит на белые пароходы. А так не хочется ничем заниматься! Поплакать бы! Но некогда. Нет времени!
– Олег Петрович? Извините за ранний звонок.
– Посмотрели? – Лысый дядька мурлыкал, как старый кот, которого кто-то греет под боком.
– Да.
– Понравилось?
– Очень. Только с деньгами…
– Не волнуйтесь вы так. Договоримся. – Я тяжело вздохнула в трубку. – У вас, видно, дела плохи, коль спозаранку звоните.
– Не очень-то… у меня дела, – согласилась я.
– А у меня все хорошо! – И так слышно. Голос у дядьки довольный. – Но я вас так понимаю, – продолжил собеседник. – Сам пережил. Когда неприятности, вокруг всегда ни души, некому помочь. Ведь так? Люди должны друг другу в беде помогать. Им это зачтется. Согласны?
