Овцы в волчьих шкурах: в защиту порицаемых - страница 5

Другая причина того, почему я против либертинизма, более личная. Я пришел к убеждению, что каждый из нас обладает душой, или внутренней природой, или живительным духом, или личностью, или непорочностью, или самоуважением, или достоинством – называйте как хотите. По моему мнению, некоторые действия – те самые, которые здесь обсуждаются, – разрушают это внутреннее нечто. Это способ умственного и духовного распада. Практическим результатом этих действий будут опустошенность и моральное разложение – для тех, кто способен это почувствовать. Конечным итогом может даже стать физическое самоубийство. И такое разрушение индивидуального характера имеет печальные последствия для общества в целом.

Рассмотрим проституцию в качестве примера разрушения индивида. Греховность этого действия для покупателя и для продавца в том, что это атака на душу. В этом она напоминает другие формы поведения: секс без любви или хотя бы уважения, внебрачные сексуальные отношения, прелюбодеяние, промискуитет. Проституция выделяется не потому, что она в этом отношении уникальна, а потому, что это экстремальная форма такого поведения. Действительно, запреты загоняют эту «профессию» в подполье, с еще более удручающими результатами. Действительно, если проститутка самостоятельно занята (т. е. если она не находится в рабстве), то она имеет право распоряжаться своим телом по своему усмотрению любым неагрессивным способом.[10] Это может быть хорошим и достаточным основанием для легализации. Однако одно лишь то, что я выступаю против запрета на проституцию, не означает, что я присваиваю какую-то ценность этому явлению. Было бы гораздо, гораздо лучше, если бы никто не занимался проституцией не потому, что это влечет за собой наказание, а потому, что люди не хотят так себя обесценивать.

На противоположном конце моральной шкалы стоит брак, который, несомненно, находится сейчас в осаде. Традиционная нуклеарная семья сейчас рассматривается мультикультуралистской элитой как патриархальное, эксплуататорское зло. В то же время не случайно, что дети, воспитанные по этой модели, не устраивают яростных шествий. Конечно, я не говорю, что сексуальные отношения вне матримониальных границ должны быть поставлены вне закона. Как либертарианец я и не могу сделать этого, поскольку это «преступление» без жертв. Но как культурный консерватор я, безусловно, могу заметить, что на институт брака нападают как никогда прежде, и то, что в результате этого он слабеет, нанесло вред обществу. Я могу громогласно утверждать, что при всем несовершенстве реальных браков они, как правило, значительно превосходят другие возможные альтернативы для заботы о детях, такие как милосердие государства, родителей-одиночек, приюты и т. п.[11]

В качестве другого примера возьмем употребление наркотиков. По моему мнению, аддиктивные (вызывающие зависимость) наркотики вызывают не меньшее моральное отвращение, чем проституция. Они уничтожают душу. Это медленная, а иногда и не очень медленная форма самоубийства. Даже будучи живым, наркозависимый человек на самом деле не живет, – ради минутного «экстаза» он продает свое сознание и способности. Такие наркотики – это атака на тело, разум и дух. Человек, употребляющий их, становится рабом наркотика и больше не владеет собственной жизнью. В некотором смысле это даже хуже, чем настоящее рабство. Во времена расцвета этого «любопытного института» в XIX в. и до этого его жертвы могли сохранять планы вырваться на свободу. Они, конечно, могли вообразить себя свободными. Если человек находится в зависимости от наркотиков, то слишком часто происходит так, что у него атрофируется сама мысль о свободе.