– Я вам приготовила Катины вещи, – тихо сказала Алиса, еле сдерживая слезы. – Вот они, на секретере. Там ее сумка, большая, с которой она ходила в школу. Книги я отдельно сложила.
Подойдя к секретеру, я перебрала стопку книг: в основном это были учебники, но затесались и две модные художественные книжонки, правда, не сексуально-садистский авангард, а вполне пуританские. Тетради, пенал, школьный дневник – Катя действительно хорошо училась.
– Алиса, – я обернулась к девочке, – а…
– Нет, – ответила обстоятельная круглощекая Алиса, даже не дослушав, – личного дневника у Кати не было. Я бы знала. Но после… – она помолчала и даже на секунду закрыла глаза, но быстро справилась с собой, – в общем, после вторника я все равно поискала. Есть только записная книжка.
Записная книжка лежала рядом с учебниками.
– Я ее заберу, хорошо?
Алиса пожала плечами.
– Конечно, вы же следователь.
– А ты всех знаешь, кто здесь записан?
– Нет, что вы.
– Нам с тобой придется сесть и проверить каждое имя. А Катины подружки всех ее кавалеров знают?
– Наверное… Я их спрашивала, но они тоже не представляют, что могло с Катей случиться.
– Алиса, а что ты сама думаешь? Куда она пошла в тот день?
Губы у Алисы задрожали, и, как она ни крепилась, слезы все равно полились по круглым щекам. Она заплакала, уже не сдерживаясь, давясь слезами.
– Я не знаю, я на музыке была… Пришла домой, а ее нет…
Я подошла к ней и погладила ее по плечу. Алиса всхлипнула и затихла.
– Алиса, твоя сестра была спокойной? Уравновешенной? Или импульсивной?
– Нет, она была очень спокойная. Она была для меня идеалом…
– Мне тоже показалось, что она была спокойной. А скрытная она была, или рассказала бы тебе, если с ней что-то неладно?
– Да, рассказала бы. Мы с ней советовались, она мне помогала, но иногда и я ей советы давала…
Я улыбнулась; в конце концов, у сестер была такая незначительная разница в возрасте, что Алиса вполне могла давать советы старшей. А при ее рассудительности эти советы могли быть очень дельными.
– Значит, если не рассказала, то не успела.
Алиса кивнула.
– Значит, если что-то с ней произошло, то в тот самый день, когда она пропала. Алиса, если ты вспомнишь или узнаешь что-то необычное, что касается твоей сестры, или вообще что было в этот день, расскажи мне, хорошо?
По глазам Алисы было видно, что она и так постоянно перебирает про себя все, что касается ее сестры. Конечно, ее нужно допрашивать как следует, подробно, и не здесь, а в прокуратуре, в официальной обстановке. Хоть она и обстоятельная девочка, здесь она все время будет путаться мыслями и отвлекаться.
Я вернулась к Катиным родителям. Они тоже не пролили много света на то, что произошло с их дочерью. Но я особо и не надеялась. Похоже было, что разгадка лежит именно в последнем дне ее жизни. Что-то такое с ней было, о чем она рассказала бы родителям и Алиске, если бы успела.
Договорившись, что Алиса придет ко мне в прокуратуру, я стала прощаться. Родители вышли в прихожую, подали мне плащ, Пилютин на правах старого друга дома, все тут знающего, уже открывал сложный замок, когда из-за папиной спины выдвинулась Алиса и проговорила:
– Я только одну необычную вещь вспомнила. У нее колготки были другие, когда ее нашли.
– В каком смысле другие? – я резко повернулась к девочке, и родители вместе с Пилютиным тоже уставились на Алису.
– Я тоже ездила с папой и мамой в этот лесопарк, где Катю нашли. На ней были другие колготки. Она ушла из дому в черных, а там, в пруду… – девочка содрогнулась, – на ней были светлые.
