Дело затихало.
Через две недели Колесниченко наведался к начальнику отдела, поинтересовался, что же дальше, и подал ряд весьма ценных, по его мнению, предложений в части расследования. Начальник, который лишился сразу двух опытных следователей, выслушал его весьма вяло, и прозрачно намекнул, что дело скоро будет закрыто. Убитый Михеев не имел близких родственников. Личность второго не установлена. Вырисовывается классическая схема. Неизвестный убил сторожа с целью ограбления. Ничего не нашел, и придя в ужас от содеянного, застрелился.
Колесниченко пораженно взирал на начальника. Он еще слишком мало проработал, чтобы понять всю глубину мысли руководителя. На робкий вопрос насчет дополнительного расследования, начальник вскипел и заявил: «Хочешь дорасследовать – пожалуйста. В свободное от работы время». И дал Колесниченко другое задание.
Вот и все.
Отчет экспертизы пришел только неделю назад. Сушко еще как-то мог бы поторопить экспертов, Колесниченко же, увы, пока не имел ни авторитета, ни рычагов воздействия на них.
Поэтому, как только ему в руки попал отчет, он взял разбухшую от материалов папку, банку кофе, печенье и пошел в гости к Машуку. Тот к счастью, был не на выезде.
Налив Машуку кофе, Колесниченко протянул ему папку.
– Горло перерезано справа налево. Я, между прочим, это сразу сказал, – заметил Машук, прихлебывая «Нескафе».
– И что? – нетерпеливо спросил Павел, заглядывая Машуку через плечо.
– А то! Пальцы на скальпеле Михеева? Михеева. А Михеев – правша. Это тот бомж подтвердил, так?
– Вроде так – неуверенно сказал Колесниченко, ничего не понимая. – Так и что?
– Как что? – удивился Машук. – Убийца левша!
– Почему левша? – спросил Колесниченко.
Машук с сожалением посмотрел на него.
– Ты вообще отчет читал?
– Ну, просмотрел…
– Просмотрел! Ты же следак! Ты его должен пять, десять раз перечитать, с карандашом в руках, чтоб помечать важное, понял? – Машук захрустел печеньем. – Вот! Голова с какой стороны прострелена? С левой! Тут даже отчет не нужен.
– Это ни о чем не говорит, – защищался Колесниченко. – Может, его тот бомж грохнул!
– Да? А следы пороха на руке? Ты хоть иногда читай!
– Какие следы? Там нет никаких следов! – закричал Колесниченко и схватил руками отчет. Но Машук крепко держал бумаги.
– Аккуратнее, порвешь. Чего разорался?.. Короче говоря, этот мужик и грохнул деда.
– Откуда такие выводы?
– Ладно, смотри. – Машук развернул папку, и надкусанным печеньем ткнул в одну из фотографий. – Что ты видишь?
– Убитого. Его руку.
– Конкретнее.
Колесниченко вздохнул.
– Слушай, объясни, а? Ну ни хрена я не вижу!!
– Смотри внимательно. – Печенье двинулось вдоль фотографии. – Видишь, у деда на руке крови мало, и хорошо видно следы, как будто кто-то сдавил сильно… Видишь, спрашиваю?
Действительно, на снимке отчетливо были видны следы на кисти убитого.
– Да я не обратил внимания, думал это так… освещение.
– Не освещение. Кто-то сильно взял его за руку. Очень сильно, если после смерти остались следы.
– А может, это синяк? Ударился или еще что-то в этом роде? – предположил Колесниченко с интересом глядя на снимок.
– Нет. Видно же следы пальцев. И сам себя ты так не возьмешь. Не веришь, попробуй, – предложил Машук.
Колесниченко поверил.
– Дальше, отпечатки на скальпеле деда, так?
– Ну, так.
– Следи за мыслью. Если бы ты хотел перерезать сам себе, ну или кому-то горло, как бы ты резал? Покажи.
