Озябнуть в Зимбабве - страница 12




Мама Лида много читала. Поскольку на Пристани некому было разделить её страсть как к классической литературе, так и к западным детективам, она делилась прочитанным со мной. Мама читала мне замечательные детские книги, добывая их у знакомой продавщицы в Пржевальске, с которой подружилась специально, чтобы та сообщала ей о появлении на полках «Кыргызкниги» произведений Николая Носова, Александра Шарова или Александра Волкова. Однако детской литературой дело не ограничивалось, поскольку маме необходимо было с кем-то обсуждать произведения недетские.

И на меня целыми кипами обрушивались «Отверженные» с «Униженными и оскорблёнными». Сидя на горшке, я недоумённо внимала перипетиям астафьевского «Печального детектива». В моих ушах звучал крик матери несчастного младенца из чеховской повести «В овраге», которого «нехорошая тётя облила кипятком». (На мой резонный вопрос, почему мать ребёнка такое допустила, мама Лида сурово отвечала: «Потому что она мокрая курица…»). Половину творений маньяка-Диккенса я узнала совсем крохой…

– Собирайся гулять, – говорила мама. – На прогулке я тебе перескажу детектив, называется «Женщина в белом», – и добавляла: – Сначала зайди в облако.

– А о чём эта книга, мама?

Мама почему-то сердилась:

– Ну, кто спрашивает – о чём книга? Так никто не ставит вопрос. Тебя должно в первую очередь интересовать, кто автор.

Значит, имя автора, написавшего книгу, может подсказать, про что она? Интересно…

– А кто автор? – послушно повторяла я.

– Уилки Коллинз.

Имя у автора было странное, как у местных Абдрасыла и Шавката. Я понимала, что надо выслушать мамину историю: у меня нет другого способа узнать, о чём книга.

Прогулка начиналась – и мама только-только открывала рот:

– Один молодой художник по имени Уолтер Хартрайт…

– Мама! А почему их всех так странно зовут? – перебивала я.

– Всё! Не буду я тебе ничего рассказывать, – злилась мама.

Прогулка продолжалась в угрюмой давящей тишине. Мы молча шли, шаг за шагом, метр за метром, и мамина рука, сжимавшая мою, была как деревянная.

Вот уже и со двора вышли.

– Мама! Ну расскажи, пожалуйста, – не выдерживала я.

– И вот этот Уолтер Хартрайт, – именно в эту самую секунду, не раньше и не позже, мама решала продолжить рассказ.

И угораздило же меня одновременно выпалить свою просьбу! Опять я её перебила! Мама замолкала. Окончательно. Навсегда.

Потом, когда мама перестала на меня сердиться – она была отходчива – я всё-таки услышала от неё эту детективную историю. Как и множество других историй. В мамином исполнении они обрастали художественными подробностями, которых я впоследствии не находила в книгах и от которых истории становились интереснее оригинальных.


У мамы были старший брат Витя и младшая сестра Лера.

Про тётю Леру я знала, что мама в детстве её нянчила, а потом, когда Лера поступила в тот же вуз, который когда-то закончила и мама – ЛИТМО, старшая сестра опекала и поддерживала младшую.

Дядя Витя, холерический технарь с задатками гения, после школы поступил в московский университет. С братом у мамы была связана невероятная история.

В студенчестве у дяди Вити была девушка Галя. Потом она заболела саркомой и умерла, и дядя Витя был совершенно убит горем, раздавлен, дезориентирован в свои девятнадцать или двадцать лет.

Стояли дикие морозы, разгар зимней сессии, а Лида в перерыве между экзаменами помчалась к брату в Москву. Она купила льготные билеты на самолёт от Ленинграда до Москвы и обратно, предъявив в авиакассе студенческое удостоверение. А поскольку на Лидином студенческом отклеилась фотография и он в одночасье сделался недействительным, Лида одолжила документ у своей подруги-однокурсницы – той самой Инги. Девушки были немного похожи: обе тёмненькие, худые – на официальном фото Ингу нетрудно было принять за Лиду.