Озябнуть в Зимбабве - страница 30

Играя с девочками, я узнала ценность картонных коробок из-под обуви, которые чудодейственным образом превращались в двух– и трёхкомнатные квартиры. Коробки склеивались боками, в их стенках прорезались двери и окна, внутренние пространства оклеивались обоями и застилались паласами из лоскутков. Мебель – любая, на самый придирчивый заказ! – изготавливалась из пустых спичечных коробков (при их виде моё сердце поначалу ёкало, но огнеопасные бока коробков были исчирканы до серой картонки). Комоды, телевизоры на спичечных ножках с отломанными серными головками (в «богатых» домах я видела полированные телевизоры, к которым были привинчены такие же высокие ножки), раздвижные диваны с ящиками для белья, обитые тканью кресла, кухонные столы и буфеты – чего только не было в этих квартирах!

Но всё это мне быстро надоедало, и я принималась мастерить из спичечных коробков танки, бронетранспортёры, уазики, пассажирские поезда и грузовые составы. А коробки из-под обуви становились бомбоубежищами, гаражами и заводскими цехами.

Майкоп, в отличие от Пристани, чётко делился на дворы. Ребята из соседнего двора были чужими. Помню, однажды старшие девочки решили организовать в нашем дворе тимуровскую команду и автоматически «записали» всех чужаков в «квакинцы».

Однажды нас с бабулей на улице остановила знакомая из соседнего дома. Это была тётя Алла – блондинка со «взрывом» на голове, сладко надушенная, в туфлях на шпильках – в сопровождении точно такой же дочки Эллы. У Эллы уже оттягивала кофточку грудь, и она была накрашена, как большая.

– Поздоровайтесь, девочки, – велели нам.

Подрисованные глазки Эллы, командирши «квакинцев», пренебрежительно пробежались по моей чумазой физиономии, двум косам «в пояс», брючкам-бананам и гофрированной жилетке (мама гордилась, что одевает меня модно). На талию я нацепила самодельный пояс из натурального меха, выклянченного у бабушки: наш двор как раз в тот период играл в «пещерных людей». Я «заразила» друзей этой игрой, притащив во двор затрёпанную книжку С. Каратова «Быстроногий Джар».

Мы обе что-то буркнули вместо «здравствуй» и демонстративно отвернулись друг от друга.

– Дорогая Прасковья Фёдоровна, как время летит-то, – щебетала тётя Алла, искренне обрадованная встречей (мою бабулю в городке любили). – Давно ли Элька родилась в вашей больнице! А помните, как вы ей кололи уколы, такой крохе? И вот, – тётя Алла горделиво указала на свою надутую копию, – мы её уже замуж выдаём! Представляете? Заневестилась девка! Ну, а ваша, – Алла приветливо повернулась ко мне, – чем бабульку радует?

– А моя ещё в куклы играет, – спокойно отвечала бабуля.

Элла усмехнулась, бросив на меня презрительный взгляд. Тётя Алла скривила губки:

– Ой, мы уж и забыли, что такое куклы… Что ж, рада встрече! Заходите к нам, дорогая Прасковья Фёдоровна! И ты, девочка, приходи – Элька любит подружек. Правда, дочь?

Элла надменно покачивала ногой, поставленной на каблук, а я представляла, как она рассказывает «любимым подружкам» о позоре «вождя» враждебного клана.

Два дня я потом не появлялась в своём дворе. Мимо двора чужого старалась не ходить до самого отъезда…

Сказать по правде, я даже не рассердилась тогда на бабулю. Мне было просто её жалко. Она простодушно ляпнула глупость, выставила на посмешище себя и меня – и не поняла этого. Бабуля была совершенно беззащитна и бесхитростна.