– Спасибо, Гюнтер, – сказал мальчик. – Крепкие сапоги, только уж больно холодные.
Немец шевельнул пальцем.
– Лас михь майне мэдхен, Марта унд Катрин, анбликен.
Вовка, услышав имена, всё понял. Он достал снимок, приблизился к немцу и поднёс фотографию к его глазам. Тот долго-долго смотрел на неё и, кажется, улыбался. Вовкина рука стала уставать. Он спросил немца:
– Ну что, налюбовался на своих?
Тот не ответил. Мальчик наклонился, пристально всмотрелся в его лицо, неумело прикрыл ему глаза. Подумал: «Верно говорят: от смерти не посторонишься». Взглянул на снимок. «Надо запомнить их имена, война ведь когда-нибудь кончится».
Вовка поднял каску, закрыл ею лицо умершего и полез из воронки. Выбравшись наверх, мальчик оглянулся на окоп. Ополченцев нигде не было. Сгущающиеся сумерки не позволяли в деталях рассмотреть, что делается на флангах. Однако и слева, откуда он пришёл, и справа, позади него, слышался приглушенный рабочий шум соседей. Паренёк не знал, что линия обороны на этом участке выравнивается, и окоп Садовникова находится уже в тылу. И поэтому чувствовал себя как-то неуютно.
Немного подумав, он решительно поднялся. Оружие и снаряжение «своего» немца Вовка отнёс к обломку стены. Затем взял поясной ремень рыжего и, набросив на свои трофеи плащ мастера, поспешил к полевой кухне.
Он успел вовремя. Повар уже сворачивал своё хозяйство, а рядом стоял грязный обшарпанный грузовик. Мальчик подошёл к повару.
– Семён Иванович, это я.
– Вижу, – бросил он взгляд на измазанную в грязи и крови одежду паренька. – Навоевался, небось? И есть хочешь?
– Хорошо бы.
– Каши сегодня много осталось, – вздохнул повар. – Поешь на ходу?
– Семён Иванович, вообще-то я за лопатой пришёл, – сказал Вовка. – Нужно одного человека похоронить. Так что домой сегодня я уже не успею. Мне бы лопату до завтра. У вас нет случайно?
– Как не быть? У меня хоть и не самоходный транспорт, но все же колёсный. Так что и лопата, и топор в наличии. А что за человек?
– Я его не знаю. Убит он.
– Ну что ж, сынок, схоронить человека – это по-христиански. Сейчас я тебе и лопатку дам и каши положу. Да и хлеба могу буханочку дать. Нынче есть такая возможность, а дальше поживём-увидим.
Через минуту Вовка получил от повара миску каши и буханку хлеба и тут же принялся за ужин. А повар извлёк откуда-то из-под полевой кухни, закреплённую там лопату и поставил её к стене рядом с мальчиком.
– Держи, парень. Лопату и миску вот здесь под полом спрячешь, – кивнул он на пол почти опустевшего склада. – Завтра заберу. Имущество все ж казённое.
– Спасибо, Семён Иванович. Всё так и сделаю, не беспокоитесь. А это вам трофейный ремень, не лишний будет.
Вовка протянул ему ремень рыжего немца. Повар взял его.
– Ну и тебе спасибо. Ты там поосторожней, не попадись им в лапы.
– Хорошо. До свиданья.
– Будь здоров, сынок!
Повар хлопнул дверцей кабины, и машина растворилась в тяжёлых сырых сумерках. Вовка наскоро поел, спрятал миску и, прихватив лопату, пошёл назад. По дороге он подобрал приличный обрывок толя, чтобы прикрыть им покойника.
Воронку с убитым немцем мальчик закапывал дотемна. Выброшенной взрывом земли на то, чтобы заровнять яму не хватало, и Вовке пришлось обрушивать края воронки. На случай, если вдруг после войны ему понадобится отыскать это место, он решил оставить на нём какой-нибудь знак. Из ближайших развалин мальчик принёс несколько обломков кирпичей и на могиле выложил из них букву «Г».
