– Фамилию матроса ты, конечно, не помнишь?
– Почему? Помню. Его фамилия Силкин, а старшины – Краско.
– Завидная память. Молодец, – похвалил мальчика Набатов. – А документы второго фашиста…
– У меня дома лежат, – буднично сообщил Вовка.
– Дома?
Глаза начальника отделения расширились.
– Ага, – кивнул паренёк. – Я взял их у немца вместе с письмом, которое он не успел отправить.
– Кому? – всё более удивляясь странностям поведения мальчика, спросил майор.
– Известно кому: своей семье – жене и дочке.
– Зачем?!
– Это его последняя просьба, – пояснил Вовка. – Я пообещал ему дописать в письме, как всё было и где он похоронен. А после войны, если жив буду, отправлю это письмо ему на родину.
– Володька, скажи мне честно, откуда ты такой взялся?
– Из Тубышек я.
– Из Тубышек? – переспросил начальник милиции. Лицо его стало багроветь, и вдруг он захохотал. – Из Тубышек! Это ж надо. Ха-ха-ха.
– Да, из Тубышек, – подтвердил Вовка. – Это деревня такая, от Могилева недалеко.
– Ну, ты парень даёшь! Хотел бы, и я так бесшабашно пожить хоть недельку. Чтобы ни в чём своей душе не перечить. Но, увы, увы. Так, выходит, ты из Белоруссии?
– Да, я белорус.
– А говоришь как русский.
– Учительница научила. И книжки русские читал. Много.
– Славно. А тётка-то твоя что-нибудь знает обо всём этом?
– А зачем ей, женщине, знать такое? Только зря волноваться станет. Ведь правда? – обратился он за поддержкой к Набатову.
– Тут ты прав. У неё и своих проблем в избытке, – согласился майор. – А документы и то письмо ты сейчас должен мне принести.
– Принесу, конечно. А письмо вернёте? Я обещал…
– Хорошо. И я тебе обещаю: снимем копию и верну. Только о письме больше никому ни звука. Ты даже не представляешь, насколько сегодня опасно для семьи хранить в доме подобные бумаги. Ты понял? Никому ни единого слова. Договорились?
– Договорились.
– А место, где ты похоронил своего личного врага, сможешь найти?
– Конечно, – уверенно ответил мальчик. – А вы что… хотите его выкопать? Зачем?
– Ох, и неудобный же ты человек, Вовка! – покачал головой Набатов. – Такие вопросы у нас не обсуждаются. У тебя своя голова на плечах, скоро и сам все поймёшь.
– Юрий Иванович, а вы можете обменять мне на милицейском складе эти сапоги на русские? Они ещё совсем как новые.
– Могу, – с едва заметной усмешкой ответил начальник милиции.
– Вам нужна одежда Гюнтера? – тут же спросил Вовка.
– Тьфу ты. Вот болтун! – с весёлой досадой воскликнул Набатов. – Ты что же это, хочешь, чтобы я с тобой все существующие инструкции нарушил?
– Нет, что вы? Мне просто показалось, что я вам сейчас нужен.
– Ты? – Конечно, нужен. Ну ладно, отвечу. Только гляди у меня! – майор погрозил Вовке пальцем. – Одежды у нас хватает. Нужны документы немца, его награды и что-нибудь из личных вещей. А что, его сапоги тебе уже надоели?
– Сапоги-то крепкие. И на ноге нормально сидят, – с сожалением сказал мальчик. – Только он стал сниться мне. Вернее, не сам Гюнтер, а его глаза: лютые, лютые. От них аж душа холодеет. Такими глазами он смотрел на меня, когда с его головы каска свалилась.
– А что, немец видел, как ты в него выстрелил? – поинтересовался Набатов.
– Видел. Когда он заметил, что я целюсь, он даже успел автомат вскинуть, но я чуть опередил его. Поэтому он очень злой был, прямо бешеный.
– И теперь он снится тебе?
– Только глаза, – уточнил Вовка. – Представляете, вот снится мне какой-то сон, хороший-прехороший, и вдруг, прямо посреди этого сна, как на фотографии, проявляются его глаза, ледяные, бешеные-бешеные. Просто жуть.
