— О, Томми! Набрал новых рабов?
— Что значит рабов? Они активистки, причём очень старательные. За исключением одной, — он красноречиво смотрит на меня, и Моника замечает взгляд парня.
— О, Мики, ты отказала этому красавчику? — она довольно улыбается. — Неужели хоть у кого-то есть щит против чар этого наглеца?
— Как видишь. Но я переманю тебя на нашу сторону, Микелла.
— Просто Мики, — поправляю я. Парень улыбается и дружески подмигивает мне.
— Не надейся, — вмешивается соседка. — Я не дам Мики в обиду. Мне нужна нормальная соседка, а не как та ненормальная!
— Я думала, ты на первом курсе.
— Была, — опустив глазки, признаётся Моника. — Я не сдала несколько обязательных предметов, теперь повторяю курс. Это ерунда, нам всего три года учиться.
— Неудачница, — насмешливо добавляет Том.
— Сказал парень, чья репутация грязнее трусов борцов со второго курса во время спарринга.
— Так, я пошел, — и парень убегает к другому корпусу с плакатом «Добро пожаловать в Уилок Браун».
— Слабак, — ухмыляется Моника. Я тактично молчу.
Мы подходим к главному корпусу, где у нас пройдет первое занятие по истории фотографии. Зачем я на него записалась? Интересно. Я бы поработала со старой техникой, рассмотрела ее внимательнее, покрутила бы в руках, чтобы знать, с какими приборами работали раньше великие фотографы. Мне интересно узнавать старое и интерпретировать его в настоящем. Странно звучит, согласитесь, но в этом есть смысл.
— Вот это нифига себе! — восклицает Моника, увидев наполненную аудиторию из студенток. — Никогда не видела, что на самый скучный предмет пришло столько девчонок.
— Может, их так сильно интересует история кинематографа?
— Вряд ли. Пошли.
Моника ведет нас в самый дальний ряд. Она что-то щебечет о том, что не брала этот предмет в прошлом году, но догадывается, в чем дело. Но мне это ничего не дало. Озираюсь по сторонам, замечаю, как студентки подкрашивают губы, приводят прическу в порядок, поправляют темно-зеленую юбку. Мы едва находим два свободных места в последнем ряду. Почти в проходе сидим. Хорошо, что мы здесь места нашли, после нас студенты вообще стоят позади и на ступеньках сидят.
— Перед парой всегда красятся? — тихо спрашиваю соседку, когда мы располагаемся на своих местах и раскладываем столик.
— О, нет. Только к Миллеру. Девочки любят его лекции, но больше всего семинары. Вон, видишь, — она указывает на рыжую девчонку с первого ряда. — Это Рамильда Псаровски из Польши. Она за ним с другого континента приехала.
— Это как?
— Просто. Она же блогер! Увидела красавца в Инстаграм, решила, что это ее судьба. Правда, ей никто не сказал, что профессор женат. Но Псаровски это не останавливает, она третий год его курс проходит. Тебе помаду дать? — тыкает локтем Моника. Когда она успела очертить губы красным цветом?
— Ну, не знаю. Мы же на занятиях. Зачем мне краситься для какого-то профессора, если я пришла сюда ради…
— Доброе утро, — раздается бархатный низкий голос на поточную аудиторию. Он заставляет всех студентов замереть на месте.
Я не только замираю, но и задерживаю дыхание. Превращаюсь в одну из статуй национального музея искусств. От удивления и… страха. Знаете почему? Не догадываетесь? Скорее всего, уже догадались.
К преподавательскому столу подходит тот самый мулат из машины, который обжимался со своей… спутницей. Статный, в светлом костюме, оттеняющем его смуглую кожу, с гордой осанкой и серьёзностью в светлых глазах.
