– Не нужно.
– Что? – удивилась санитарка. Зря, Харрис, очень зря – но отступать было уже поздно. Ладно.
– Не нужно. Судя по записям предыдущего врача, он давно не проявлял признаков агрессии. Я считаю, что сегодня ему можно провести ночь без… этих мер предосторожности.
– Вы уверены?..
– Более чем, – перебила женщину Хлоя. – Я проведу последний тест. Если он проявит малейшую агрессию, я сама надену на него ремни.
Санитарка, пожав плечами, удалилась.
– Вас точно послали мне откуда-то сверху, доктор, – всё ещё чуть дрожа и не открывая глаз, сказал Эосфор. Наконец, поднял веки, когда она прикоснулась к его руке. – Я не знаю, как вас благодарить…
– Ты не должен меня благодарить за это. Ты заслуживаешь того, чтобы к тебе относились по-человечески. Если не в моих силах вытащить тебя, то я хотя бы не дам сделать из тебя вещь. Хотя, – Хлоя чуть запнулась, останавливаясь на ремне, что ещё крепко стягивал вторую руку Лукаса, – ты мог бы кое-что для меня сделать.
– Чего вы желаете, доктор? – поторопил он её, окрылённый возможностью провести целую ночь без оков.
– Я хочу, – медленно сказала Хлоя, – чтобы ты позволил мне осмотреть тебя. Хотя бы верхнюю часть тела.
Эосфор слегка помрачнел.
– Почему бы вам не сделать это, пока я связан? Вы можете осмотреть меня насильно, при помощи охраны или санитаров, – тут у него чуть надломился голос.
Девушка качнула головой:
– Конечно, я могу это сделать. Но я хочу, чтобы ты разрешил мне тебя осмотреть. Ты можешь распоряжаться своим телом, никто не имеет права вынуждать тебя показывать его, если ты не хочешь, – Харрис медлила освобождать его, несмотря на свои слова. Побоявшись, что доктор передумает снимать ремни, Лукас заставил себя кивнуть.
– Хорошо. Всё, что хотите.
Хлоя сняла ремни с его второй руки и помогла сесть. Эосфор глубоко вздохнул, и потянул края серой футболки наверх. Его одежда отличалась от одежды других пациентов, она скорее была похожа на простую пижаму, без каких-либо карманов, пуговиц или петель. Руки плохо слушались хозяина, и Харрис осторожно помогла ему, потянув ткань наверх. Медленно, чтобы не напугать своей настойчивостью. Лукас затих, позволяя ей окинуть взглядом его тело.
Зрелище было не из приятных. На шее у Эосфора были шрамы – не только от импровизированной петли, но и другие, тонкие, явно от чего-то острого. Хлоя читала, что до попытки повешения Лукас пытался вскрыть себе вены и горло, и дважды – наглотаться таблеток, которые каким-то образом исхитрялся достать в больнице. Во второй раз он их не успел даже выпить, но… но всё остальное…
– Боже мой, – выдохнула она, проводя кончиками пальцев по рубцам на чужой коже. Эосфор вздрогнул от прикосновений, но не стал отстраняться, позволяя Хлое делать всё, что она захочет. – Больно? Прости… – девушка чуть отодвинулась. Окинула взглядом его грудь, заметила слева под ключицей тёмное родимое пятно, смутно похожее на расплывшееся сердечко. Эта деталь почему-то задела её – милое пятнышко делало его будто бы ещё более уязвимым.
Хлоя осторожно притронулась к плечам, безмолвно прося его повернуться – Эосфор подчинился. Харрис с трудом сдержала возглас, когда увидела его спину – и это на ней ему приходилось лежать всю ночь?
Она была вся иссечена чем-то. Старые и новые шрамы сливались в длинные и широкие рубцы, проходящие через всю спину. Сделать это самостоятельно Лукас вряд ли мог, так что это явно не было связано с его попытками самоубийства.
