Мы отошли вглубь лаборатории, все смотрели в пол, ковырялись в кафеле пальцами ног и всячески избегали смотреть друг другу в глаза.
– Вы можете идти спать, я покараулю ее, – предложил я.
– После такого уже не заснешь, – ответила Тесса.
Я был согласен с ней.
– Но сыворотка работает. И это победа, – объявил Кейн с оттенком торжества.
Наконец мы посмотрели друг на друга. А ведь правда. Через боль и страдания, но мы одержали победу, она далась нелегко, стоила очень дорого, но все же далась. Мы взглядами поздравили друг друга с победой и разошлись.
Кейн вернулся к работе, пробуждение Роуз заразило еще большим энтузиазмом, теперь он был уверен в том, что если нам удалось вылечить неизлечимое, то с фильтрующим куполом они уж точно справятся.
Я пошел в соседнюю лабораторию, где продолжил синтез новых доз успешной сыворотки. Теперь каждая ампула казалась на вес золота. Я был уверен, что Тесса пойдет в спортзал и будет колотить грушу или нарезать круги вокруг гостиницы, но оказалось, что она пошла спать. Мне показалось это странным, потому что мой с Кейном энтузиазм выразился в усиленном желании сделать что-нибудь, а у Тесс – в усиленном желании поспать. А потом Кейн объяснил, что наверняка это будет единственная ночь, когда Тесс не будут мучать кошмары из-за осознания того, что они победили и возвращение в тот бесформенный плотный туман ей не грозит.
Ну а с восходом солнца новость о пробуждении Лилит облетела всю гостиницу, жители толпами ломились в лабораторию лишь бы заполучить хотя бы момент времени рядом с настоящим чудом апокалипсиса. Половина ребят так и не смогли привыкнуть к ее настоящему имени, а потому удивительная женщина пришла к выводу называться обоими:
– Лилит-Роуз звучит неплохо, – сказала она.
Нам с Кейном приходилось отгонять визитеров чуть ли не швабрами, а потом мы даже поставили круглосуточную охрану к боксу, но Зелибоба с Перчинкой тоже поддались всеобщему ликованию и постоянно торчали в боксе, расспрашивая Лилит-Роуз о ее прошлой жизни. Милая женщина стойко терпела внимание к своей персоне, а потом даже успокаивала меня с Кейном, уверяя, что лавина вопросов помогает ей вспоминать, несмотря на то, что некоторые вопросы были просто из ряда вон.
– А ты голодна? Хочешь пить? – спрашивала Куки, сидя на кровати Лилит.
– Да! Вот Ахмед, он человек, – с этими словами Хайдрун усадила на кровать шестилетнего пацана с Желявы, которому посчастливилось стать частью эксперимента. – Как он тебе? Вкусно пахнет? Хочешь его съесть?
Лилит округлила глаза, но уже в тысячный раз стойко пережила самые жестокие вопросы.
– Нет. Он неаппетитно пахнет.
– Точно? Уверена?
– На, понюхай!
Хайдрун вытянула ручку мальчика и ткнула ею прямо в нос Лилит. Пацан смотрел на Лилит не менее круглыми глазами, больше походя на котенка в руках живодера.
Лилит мягко убрала ручонку Ахмеда, взъерошила ему волосы и произнесла:
– Ты очень милый и смелый, Ахмед. Я не хочу тебя есть. Принесешь мне воды?
Мальчугана уже через секунду не было в боксе.
– Хайдрун, Куки! – прикрикнул Кейн из глубины лаборатории.
– Что?!
– Это нормальный вопрос! Ты все равно будешь высчитывать время до ОВС! Как ты поймешь, появился ли у нее голод, если не спросишь?
Кейн лишь покачал головой.
– Вот, я сшила тебе платье!
Хайдрун достала ярко-зеленое платье с желтыми цветами и ленточками.
– Какое красивое, – улыбалась Роуз. – Я всегда любила цвет сочной травы.
