Ната устроила зад прямо на холодном полу, опершись о стену, рядом с треногой. Ей не грозили болячки от переохлаждения и как знаток компьютерных языков, читая отчётливые серые символы, она готовилась дать отмашку, когда будет нарушен закон:
– Нет, – промямлила она.
В глубокой ночи уличные фонари выхватывали силуэт угрюмого коллеги. Бун, злился на наказание всего отдела и ворчал сутки напролёт, которые они потратили на торчание в этой обшарпанной надоевшей квартирке. Жильцов, перед операцией, как обычно, выгнали минпорядковцы, давая простор их тандему. Бун время от времени проверял затвор и заглядывал в патронник, словно напоминал, как не любит работать в паре и обыденно бухтел, поглаживая родную винтовку, выдавая своё брюзжание за разговор.
Ната устала смотреть на экран и откинула голову к стене. В памяти застучали туфельки Бети по лестнице, где девочка любила прыгать как горное копытное. Тряся копной светлых волос и расширяя и без того большие серые глаза, Бети любила клянчить, чтобы Ната достала ей запретные конфеты с верхней полки.
Про девочку она не забыла. Последние два дня Герман и Иван во внерабочее время шерстили для неё сеть и обзванивали всевозможных знакомых, спрашивая о ходе следствия Министерства Порядка. Плоды не радовали. Ната, вынужденная корпеть на задании безвылазно, уже сутки мучилась от безысходности.
Бун перебил мысли:
– Везла клиента в одиночку. Молодец. Что сказать…
К его грубости с годами все привыкли. Бун был грозным и самым крепким бойцом в отделе, третьим, после Германа и Ивана, заместителем Альба, с множественными шрамами после битв на периферии Республики Топал за интересы корпораций. Там часто случались конфликты, когда кто-то хотел поживиться очередной чужой колонией или требовалось проучить взбунтовавшихся рабочих. Такие, как Бун, молодые горячие головы – наёмники, первым делом бросались в мясорубку, где теряли жизни и конечности. Бун отделался ампутацией руки, которую ему теперь заменял киберпротез. И хоть сделана правая рука была на славу, не отличишь от настоящей, Бун скрывал его от всех и носил рукава подлиннее. О протезе, конечно же, все знали и старались не тревожить расспросами матёрого ветерана, душу которого изъели шрамы битв.
Для ветерана он был довольно молод. И силы ему не занимать, однако, Бун утверждал, что ищет спокойствия в тихом, отделе Альба. Хотя тихим их отдел вряд ли кто-то мог назвать. Слишком часто, по нескольку раз в год приходилось выезжать на совсем ярые заварушки, где нередко гибли ребята. Самыми опытными старожилами оставались костяком вокруг Альба – Бун, Герман, Иван и сама Ната.
– Ты следишь? Как он там?
Бун надоел ей своим ворчанием. Он торопился закончить дело и свалить поскорее. Похоже, ему стоило расслабиться, так как подозреваемый не спешил со взломом. Ната вспомнила, что коллега вовсе не искусственный и предложила:
– Поешь?
– Следи, – Бун уступил ей место у винтовки.
Ната поставила монитор на подоконник, чтобы наблюдать за кодом, и сместилась к оружию, приладив приклад к плечу. Теперь перед ней возникли обе цели: висок жертвы в перекрестии и экран, где торчала голова.
Казалось, лицо программиста она выучила наизусть и с сожалением отмечала, что бедолаге сегодня ничего хорошего не светит. Бун как старший настаивал пустить пулю не задумываясь. Иногда, казалось, Альб выступает против таких методов, потому что смертные приговоры он часто заменял арестами и настаивал на допросах, за что получал обвинения в самоуправстве. Бун же не разделял его мнения и не задумываясь жал на курок.
