– Сдается мне, вы со Стеном крепко заложили глотки перед походом…
– Вот тебе крест, Ларс. Говорю, как на духу. – Юханнес почесал свою бычью шею и по-бычьи заводил глазами, будто готовился пободаться. Увиденное накануне крепко его озадачило.
Ларс задумался:
– Слыхал я о черной мессе….
– А может, выведаем чего у викария? – предложил Юханнес.
– Не надо.
– Чего так?
– Не надо. – Ларс заметно занервничал.
А Юханнес пытался рассуждать:
– Он много знает священных книг…
– Не знаю.
– Ларс! Скажи начистоту! Не доверяешь ему?
– А вдруг он не священник. А?
– Как?! Ты в своем уме? Его прислал епископ… Как его? Вылетело из головы имя епископа.
– Сердцем чую, замешан священник. Скоро он себя выдаст. Мы не должны подавать виду…
– Да у него полный костел на службах. Он и хворобу лечит. Вот приходил недавно узнавать, что да как.
– К кому?
– Что?
– К кому приходил?
– К Катарине моей. Не ко мне же…
– Запутано все. Чего он ночью у ведьмы сидел, за столом, как статуя? У меня голова ходуном ходит. Вот бабки говорят о каком-то наговоре, который ведьма перед смертью через руку передает…
– Слушай поменьше этих бабок. Бедный Иоахим, жалко мужика, плачет денно и нощно. Хромой ведь, а лазил по лесу, верил, что найдет.
– Да замолчи ты! – крикнул Ларс на пса, зарвавшегося лаем. – Да и от нас проку мало. Вон кобель мой надрывается – жена твоя вроде подошла…
– Уже прибежала! Вот принесла нелегкая…
– Здравствуй Катарина! – заговорил Ларс заискивающе.
– Марту позови! – потребовала Катарина.
– Болеет она…
– Чем заболела?
– Упала… вон во дворе… на голову жалуется. Просила не трогать ее…
Катарина давно поняла, что происходит в доме Ларса – не стала она теперь говорить о наболевшем, чтобы не принести Марте большего вреда.
– Ладно, скажи завтра зайду.
– Скажу-скажу. Ты вон забирай своего муженька, только не ругайся… не ругайся в моем дворе… И ты Юха, не горюй. Одного Иоахима в горе не оставим. Вот напасть то, а?!
Катарина развернулась и ушла.
– Вино у тебя славное. Получше, чем в погребах Ратуши. Ты пил их вино?
– Нет.
– Ну и правильно. Пусть ратманы пьют. Лучшие сорта винмейстеры всегда оставляют для себя. Ларс, ты это… Марту не бей, не виновата она и наследила она в доме может потому что выскакивала во двор когда пекла для тебя пумпушки всякие. Во двор выскакивала. Понимаешь? Во двор. Вот!
– А ты почем знаешь? – завелся Ларс.
– Да ну тебя!
Юханнес встал и поплелся со двора.
На третий день после похорон старухи Агнессы Кристина перебралась в ее дом на правах бывшей воспитанницы усопшей. С раннего утра и до раннего вечера она помогала стряпухам готовить для поминок еду и встречать людей, которые пешком преодолели длинный путь от города. Расстояние никого не смущало и не останавливало. Люди тихо приходили и тихо уходили.
Незаметно все стихло – закрылись двери зала и дома, за последними старухами. Кристина оказалась одна в двухэтажном старом доме. Здесь прошло ее детство, и с каждым предметом были связаны воспоминания. Мансардная комната, в углу как поднимаешься по лестнице, здесь все как прежде, кровать, сундук и миниатюрные окна выходят в лес, и за краешком леса виднеется поляна. Там она научилась однажды играть на сопилке. Это случилось в те времена, когда бродячие театры останавливались на поляне на ночевку. И старый музыкант подарил Кристине маленькую дудку, и сказал на прощание: «Жди рыцаря, девочка».
И чудилось ей, большеглазому созданию в ту пору: спешит, спешит к ней, по дремучим лесам, по заснеженным сопкам, он – ее отважный рыцарь. Его одежды покрылись снежным инеем. Но он слышит волшебный звук сопилки…
