Падший. Вопреки - страница 18



— Мама, здравствуй, — Кратор поцеловал Селесту в щеку, и они тепло обнялись. — Мама, познакомься, это Рейнхара Штерн из Париссандра. Очень хочет…

— Узнать о своём рождении, — договорила женщина, перебив своего сына.

— Да, верно! Как Вы узнали? — поразилась я её способностям.

Женщина ничего не ответила, лишь жестом указала мне проходить. Я зашла внутрь, а Кратор остался снаружи.

— А Царал?

— В чужом таинстве не должно быть посторонних. — отрезала женщина. Старая горгулья очень похожа на ведьму из детских страшилок и говорила так же загадочно и скрипуче.

Я осмотрела её одинокое жилище. В старом камине ютилась небольшая горка потухшей с ночи золы, окна зашторены плотными тёмно-зелёными гардинами, заштопанными не раз. Пространство освещали два небольших кристалла, сиротливо лежащие на столе. Скромная деревянная кровать и чуть покосившийся шкаф.

Неужели она по собственному желанию решила жить в таких условиях, покинув огромный дворец, будто специально обрекая себя на мучения?

— Затем, чтобы не ходил ко мне никто.

«Мысли читает», — поёжилась я от догадки.

— Не читаю мысли, твои глаза сказали. Кратор тоже против такой жизни, но это мой выбор.

— Понятно, — протянула я, всё ещё удивлённо рассматривая убранство. — Вы мне поможете?

— Помогу, — устало проговорила женщина, вглядываясь в моё лицо мутными тёмными глазами. — Но хочу предупредить, я помогу тебе оказаться лишь в коридоре видений. А какую дверь прошлого открыть – выбирать только тебе.

Я сидела на хлипком стуле, пока ведунья заканчивала приготовления к ритуалу. Взяв несколько засохших веничков травы, она отщипнула пару веточек и бросила в глиняный горшочек, в котором уже тлел уголёк.

— Это можжевельник, — тихо пояснила ведунья, словно опасаясь, что её услышат. — Его дым очищает душу и открывает двери во времени.

Можжевеловый дым заполнил мои ноздри, певучая речь на незнакомом языке вводила меня в транс, всё вокруг расплывалось, теряло очертания. Моё сознание унеслось куда-то ввысь, будто в облака, где не существовало времени. Когда облака начали таять, до меня дошёл смысл слов горгульи – я и впрямь оказалась в длинном тёмном коридоре со множеством закрытых дверей.

Моя рука потянулась к ручке первой двери, но я остановилась, услышав ещё звуки, доносящиеся из других комнат. Это походило на шёпот тысячи голосов, разносившийся в пространстве жужжанием непоседливых пчёл. Я переходила от одной двери к другой и прислоняла ухо, прислушиваясь к словам. За одной из дверей ручейком разливался девичий смех, за другой – шёл неспешный разговор, за третьей – плач новорождённого ребёнка. Сердце сжалось от понимания того, что это мой плач, и я почти дотронулась до ручки, но услышала громкие крики и оскорбления из дальней двери. Я больше не сомневалась, какой выбор должна сделать, и решительно направилась к ней. Толкнув дверь вперёд, я оказалась в тёмной комнате, утопающей в сером тумане. Словно через стекло доносились крики. А потом я увидела двух женщин. Знания, казавшиеся недостижимыми, теперь были на расстоянии простого вздоха.

Беременная мной мама стояла на коленях перед королевой и заливалась горькими слезами.

— Ваше Величество! Я умоляю, пощадите! — просила Кларисса Штерн.

— Ты избавишься от своего ублюдка, как только родишь! Ты поняла меня? — грозно приказала королева.

— Стоит ли сохранять ей жизнь? — послышался знакомый мужской голос. Аарон Халлс.