Пафосный квазар, пурпурный фиолет, или Ппоэзия дариззма - страница 9



   и одного дебила
Для
соблазнения сеньориты
Сартиру
Своим румянцем из гопитала
      и «Мы», и «Я» манила
   Протухшее
Время
   растекается, подобно
свежему сыру!
Сознаюсь, я жрал замусоленные с
      чесноком
Муссолиновы усы,
Сознаюсь, мне снился
   Гитлер, тот, что кГбшний нарком,
Целуйщий усы
      Сальвадора в дали,
   Казамоле Синфеторэ,
Пауза выше бурджхалифа
И ниже Наполеона.
Шок.
Песчано пугливая Подлива
Загустивший в зеготе вливается в висок
Я
   свин свон
В
   сим суде свиней,
Что бытействует бытодняподжигателем,
Я не серотка для вины весенний,
Ты хоть шарф обгони
   Бытосквозателям.
Бытосквозателям
   логицизм
      пробури,
Из извилин
   в зернистой воле готовит быстрый бариста.
   Готовит кофе
   и закуску веру
      в поезд «молчи».
Ты хоть
«да» давиди
   дадаиста
В
   Великопавлинятстве
             винословен
   Абсурдно
сюрреалистичной
   истины доставки
В опсудной
   гениальности крововен
Подсудимый – первый
      вкушатель Кафки.
 ההא רפ פ מ>:
И ЛЮБОЙ, КТО ИСПАВЛИНИТСЯ ПРОЗВАТЬ РЕШЕНИЕ
СУДА НЕВЕРНЫМ,
ПУСТЬ ЗНАЕТ: ТО БЫЛ СУД НАД ПОСТМОДЕРНОМ!

15. Финал

 Измучен, я стою у края Бытия.
 С трудом на голове несу венок
Терновый,
 Но радостно смотрю на то, что сделал Я,
 И к похвалам друзей презрительно
Суровый,
 И к клевете врагов холодный,
 Как скала…
 Лишь правда вечная мне спутницей
 Была.
 Но проститься мне с нею
Пришлось
 Из-за того, что смертью
 Назвалось.

(Закончена за Шопенгауэра)

16. Корень

Мы любим нефритовый корень,
Что взрастил в себе когда-то человек.
И для нас, конечно, не зазорен,
Какой воздвигли мы Великий век.
Мы любим нефритовый корень,
Что воздвиг в человеке восток,
И для нас он контролем волен,
Им взрастили мыслиграфий кровоток!

18:08 19 февраля

17. Ложе лжи

Открылась дверь, в которой нами виден мрак.
В моей душе был смрад,
Что был грязнее, чем античный пламенный клоак,
И тут на трупах был парад,
Которому был удивлён
Мой циничный глаз.
И я наивен, словно эмбрион,
Пока со мною «Ас».

(ПОЭЗИЯ ДАРИЗЗМА)

18. Око, не доплывшее до асфальта

Коль мни ж ты из себя,
Что есть в тебе одна трехмиллионная ЦАРЯ,
Не догнавшего меня,
То познай ТЫ силу
Снизошедшего пути,
Что ведёт в могилу,
Всех молвящих умертви!
В пути своём, взлетев, узнаешь Артурову ногу,
Вдоль которой на песке виднеется дол,
Что рукою прикроет дорогу,
Небесам сделав укол.
Взора не сводя, внимания не обращай,
Ты ласково дорогу попроси и верещай:
– Дорогушка, златовласая красавица, ты помоги…
Но была она транзгендором – теперь уж жди беды.
Вскинула тебя дорога, оскорблённая тобой,
В путь молвящий, в ад немой,
Что простирался от Мэрлина до Монро,
От Берлина до Гюго.
И очнёшься ты в Иммануиловом моно,
Где учуешь пряный запах критики кино.
Там на канате бегал Кант, кружа,
Где потерял он чистый разум, молвя,
Людина це – канат натягнутий, як «укор»,
Між москолями та поляками.
И Тут все поняли, что Кант хохол,
А точнее, древний укор меж другими железяками.
А посему дадим мы слово русским правдорубам,
Что скажут голосом бесстрашным и непуганым.
Человек – это канат, натянутый между жижей и дубом,
Человек – это канат, натянутый между Жи-киным и Дугиным.
Но тут канат порвался иль исчез, и я упал
В море чьих-то достижений, от которых пахнет водкой.
Я очнулся, огляделся, в шоке увидал
Меня Ельцин по «пейсят» выпивает лодкой?!
Я пытаюсь ухватиться,
Но здесь нету ничего,
Остаётся мне молиться,
Понадеяться на печень его.
Но мне назло, его она не подвела,
Я загораю в достиженьях без огня,
Стал же оком, не доплывшим до асфальта я…