– Так вот ты какой, – произнесла она низким голосом. Подбородок властно поднялся, отмечая непозволительность вольности.
– Назовись, прекрасная девица, – приказал Яков, но речь его утратила привычную твердость.
Девушка отступила. В ее осанке, в ее глазах и холодном выражении лица ясно читалось: бесцеремонность ей чуждо. Но затем настроение изменилось. Она улыбнулась и спросила:
– Зачем тебе знать мое имя?
Яков почувствовал, как его щеки заливаются румянцем. Он никогда не умел обращаться с девушками. Да, по правде говоря, случаев то особо и не было. Палача, пусть и молодого, в столице опасались. А в походах было не до девиц.
Заметив его смущение, незнакомка пришла ему на помощь:
– Это всего лишь сон. Утром ты его забудешь.
– Не забуду, – заупрямился воин.
– Почему же? – дева снова улыбнулась. В зеленых глазах пробежали чарующие искры. Бровь чуть заметно вскинулась вверх.
– Такую как ты не забыть, – искренне ответил молодой человек. Румянец должно быть залил даже черную бороду.
Девичий смешок разнесся эхом. Яков огляделся и понял, они стоят на лесной опушке. Рядом ветвистые вековые деревья. Травы густо лежат под босыми ногами. Где-то журчит ручей.
– Раз так, не забывай, – дева легким движением поправила цветочный венок на голове. – Пойдем!
– Куда? – удивился Яков.
– Узнать, зачем ты здесь, – девушка вошла в чащу.
Лучи света просвечивали ее белое одеяние. Рубаха, свисающая с плеч до пят, превратилась в тусклое сияние. Яков долгую секунду любовался хрупким женским телом. Дева знала это и не спешила. Задорный смех колокольчиком разносился по поляне. Она снова оглянулась.
– Идешь?
Не дожидаясь ответа, исчезла в густой чаще. Арник побежал за ней, боясь потерять это чарующее видение. Ее звонкий смех доносился из-за деревьев и манил его все дальше и дальше в Кодры. Густые ветви плотно замкнулись над головой. Листва не пускала через кроны солнечные лучи. Стало сумрачно.
Девичий смех смолк. Лишь скрип столетних ветвей да шуршание листвы. В дали, между толстыми дубовыми стволами, Яков завидел одинокий костерок. Приблизившись, нашел у костра человека в глухом плаще, с накинутым на голову капюшоном. В руке над огнем он держал широкую плоскую кость. Сомнений быть не могло. Это баранья лопатка. Пламя разогрело ее. На ровной поверхности проступали светлые прожилки.
«Гаданье на бараньей лопатке, – догадался Яков. – Иноземцы только что рассказывали об этом»
– Это он, – пронеся по лесу леденящий душу шепот.
Говорили деревья шуршанием листвы.
– Ты фонарь, – заговорил человек в плаще. – Тебе суждено найти его во мраке.
– Что найти? – мужчина шагнул ближе.
Обмотанная сукном рука, совсем как у игумена Теоктиста, указала на узор, вырисовавшийся на кости.
– Жало, – ответил гадальщик. – Не отдавай его.
– Кому?
– Ему. Сыну Дракона. Он многих погубит. Больше, чем погубило дыхание Горячего Озера. Не отдавай.
– Я не понимаю, – Яков злился. Объятия прекрасной незнакомки все еще манили его. А он вынужден терять время с этим чудаком. – Хорошо, – согласился молодой человек, желая поскорее закончить беседу.
– Если он завладеет им, случится беда, – настаивал гадальщик.
– Я понял, – Яков всматривался в чашу, пытаясь определится, где искать зеленоглазую чаровницу.
–Ты не понял, – не сдавался гадальщик. – Если ты отдашь дракону его жало, случится это!
Человек рывком обернулся. Капюшон упал. Пред Яковам престало ужасное существо. Безволосый череп обтянут почти прозрачной кожей, покрытый гнойными нарывами. Из язв сочится смрад смерти. Глаза блестели яростью. Провалившиеся нос кровоточил. Пересохшие, синие губы твердили:
