– Мне было пророчество! – объявила она. Приам вздохнул, Антенор тоже. Парис, младший, улыбнулся – рассказы сестры всегда его забавляли. – Я видела беду, исходящую изнутри. Я видела людей, притаившихся в стальном чреве – огромных, могучих. Я видела дым и пламя, разрушенные стены, стоны и плач – это чудище принесет в Илион горе, большое горе!
– Дочь, никто не собирается волочить его в город, – попытался урезонить ее Приам. – Конь огромен и наверняка тяжел, а наши воины и без того валятся с ног. На что он нам?
– Не знаю… – девушку бил озноб. – Но я видела это так четко, как вижу сейчас вас. От этого чудища просто веет кровью и смертью. Присмотритесь! Послушайте!
Вельможи прекратили шептаться и встревожено затихли. Кажется, от коня и в самом деле исходило слабое гудение.
– Царь! – придерживая серые плащи, к ним спешили трое разведчиков. Тот, что находился посередине, почти висел на руках товарищей, вяло перебирая ногами. Ранен? Соглядатаев ждала засада?
Приам ошибся – царя подвели глаза. Человек оказался пленником, его звали Синон, и он был из ахейцев, с Итаки. Хоть Синон и не носил богатых доспехов, лишь влажный кожаный панцирь, но опытный воин легко мог заметить, что он не из простых солдат.
– Это… походило на могучий удар молота Гефеста в его кузне, – глухо рассказывал пленник, стоя перед царем и его вельможами и косясь на исполинскую фигуру коня. – Глубокой ночью нас разбудила вспышка в небе, подобно тому, как с колесницы Гелиоса срываются порой шипящие искры и падают в море. Эта упала совсем рядом с нами, и волны жары и раскаленного пара затопили наш лагерь, словно Фаэтон снова решил испытать терпение отца. Многие погибли – один Паламед стоил сотни простых воинов… Мы спешно погрузились на корабли, столкнули их в кипящую воду и немедля отплыли. В какой-то момент я потерял сознание от удушливой тьмы и свалился за борт – но милосердные волны выбросили на берег прежде, чем я успел свариться и утонуть.
– Говорю же вам – это чудовище есть зло, – простонала, схватившись за голову и глядя на солнце сквозь дрожащие ладони, Кассандра. – Синяя горящая смерть, что погребет под собой город! Его нужно уничтожить – сегодня, сейчас, немедленно! Я же вижу все, вижу ясно… почему мне никто не верит?
– Дочь, оставь слезы, – отрезал Приам. – Божественный конь – не наших рук дело, и никто не станет приближаться к нему без особой необходимости…
– Ты заблуждаешься, царь! – Лаокоонт вошел в воду, потрясая отобранным у кого-то из сопровождающих копьем. – Эта огромная туша – не подарок богов, а их испытание! Или, того хуже, ловушка коварных данайцев! Вам ли не знать их лисьей хитрости, они либо сидят внутри, затаившись в сверкающих латах, либо коня возвели, чтоб им наши стены сломать! Пусть я не первый из тех, кто разрушить коня предлагает, но буду первейшим, кто совершить это твердо намерен!
– Бессмысленное упражнение в дерзости, – покачал головой Приам. – Причем дерзости по отношению как к богам, так и ко мне. Ты забываешься, жрец.
Лаокоонт не слушал. Зайдя по колено в воду, он размахнулся и с силой отправил копье в полет. Снаряд ударился об одну из ног коня и отскочил в сторону с глухим басовитым звуком.
– Уведите его, – распорядился Приам, недовольно дернув щекой, и разведчики развернулись к жрецу, но сделать уже ничего не успели.
Над морем разнесся громкий металлический гул. Сверкающий корпус коня пошатнулся и пришел в движение, в его днище открылись глубокие черные дыры, стремительно набухающие синим маревом, на которое было больно смотреть. Гул перешел в оглушительный свист, разрывающий барабанные перепонки. Над водой, срывая гребешки волн, понеслись стремительные горячие вихри.
