Палеонтология обратной стороны - страница 9

Когда столь безукоризненно выполненное домашнее задание попало на глаза Анфисе Евсеевне, она побагровела так, как будто бы через весь разворот в тетрадке было написано слово «ХУЙ», да и ещё и приклеена его фотография. «А это место кому нужно!!?? А это место нужно мне, чтобы вот так всё перечеркнуть и поставить два!!» – изрекла она со всей лелеемой ею торжествующей злобой и что-то ещё про нехватку в стране бумаги. В аутентичной фразе я не стал расставлять соответствующие шрифты и восклицательные знаки, отдав это на откуп воображению читателя.

Я думаю, что, когда девочка выросла, она сделала хорошую карьеру и позаботилась о пенсиях и зарплатах своих любимых учителей, а заодно и о стране, которая их руками ведёт войну против маленьких детей. Если её ругали дома за эту двойку и объясняли, насколько её дражайшая учительница добра и права, то позаботилась она, вероятно, и о родителях.

Для меня происходящее было небывалым чудом природы, которое я поначалу наблюдал из засады хорошего поведения – фильмы про разведчиков я всегда смотрел очень внимательно. Поэтому до меня очередь дошла не сразу. Докопаться до моего формального незнания чего-либо у неё не получалось – бока в этом смысле у меня были вполне круглые, бронированные, её пасть не раскрывалась настолько широко, чтобы их охватить, и зубы каждый раз соскальзывали по броне. Шипов я пока не показывал, но, в конце концов, если я не уничтожаю кого-то, хотя он только этого и заслуживает, это не значит, что я приглашаю уничтожать себя.

Претензии приняли какой-то совершенно иррациональный характер, имея вполне понятную цель – спровоцировать ребёнка назвать учительницу дурой и уже потом всласть уничтожать его вместе с родителями. Это было любимым развлечением Анфисы Евсеевны, которое мне много раз с отвращением приходилось наблюдать. С отвращением не столько к ней, сколько к родителям, позволявшим издеваться над собой и своими детьми. Со мной такие штуки не проходили, и я выслушивал весь её алогичный оскорбительный бред внимательно и спокойно, а на завершающий вопрос «ты понял меня?!!» всегда бодро отвечал «нет!». У неё хватало ума не спрашивать «почему?», поскольку было ясно, что мой анализ достоинств её выступления будет сильно длиннее его самого.

# … на завершающий вопрос «ты понял меня?!!» всегда бодро отвечал «нет!»

Когда отец в очередной раз забирал меня из школы, она по своей дурости выскочила из кабинета и с лестничной площадки второго этажа истерично проорала нам вслед: «Ваш сын слишком много знает!!». Других претензий ей пока сформулировать не удалось. Понятно, что такое положение не могло быть терпимым – я как гвоздь торчал посреди среды её обитания из детских слёз и подобострастия. Кстати – чем больше было подобострастия, тем меньше слёз, и наоборот – повод задуматься…

Любимой её кричалкой было «Я!! Я свинья!!!», если кто-либо из учеников начинал что-либо говорить со слова «Я». Конечно, на какой-то вопрос, кстати далеко выходивший за пределы её юрисдикции, я тоже начал отвечать со слова «я». Тут, конечно: «Я!! Я свинья!!!». Оскорблений спускать не учили, поэтому я парировал: «Ну что вы, Анфиса Евсеевна!». Всё! Свершилось! Она решила, что я подставился: «Чтобы мать завтра была в школе!!!».

Дура, конечно, и есть дура – с отцом ей встретиться в этой ситуации было бы тоже жутко, но не настолько – его детство прошло в эвакуации, а не под бомбёжками. И, представляете – мне назавтра очень хотелось идти в школу. Даже уроки я приготовил особенно тщательно, истратив на это почти все перемены. Интересно, что она завтра станет моей маме рассказывать? То, что она назвала себя свиньёй – и правда похожа, басивости только не хватало сильно – а я ей возразил? Или то, что она хотела назвать свиньёй меня?