И первым, кто в мрачности потемнел в лице, то это был генерал Томпсон. Он вспомнил, как был весь вечер близок к вам. – Дёрнул меня чёрт, пожать ему руку! – закипит Томпсон, начав тереть салфеткой свою руку. Но уже поздно, смертельная болезнь, – а она как минимум такова, если Маккейн её скрывает, – которую носит в себе Маккейн, наверняка уже через споры рук передалась и Томпсону, и теперь ему деваться некуда, как только пустить остаток своей жизни под откос. К чему он и приступил, схватившись за бутылку.
И если мужская часть гостей начала таким образом крепиться, то женская половина принялась хвататься за сердце, при воспоминании того, как подставили одну щёку для приветственного поцелуя Маккейна, а тот не отказался и так ими вероломно воспользовался. – А все самые страшные болезни передаются именно воздушно-капельным путём! – указующе на Маккейна, красноречиво раскраснелась всем известная поборница нравственной чистоты, лидер движения за категорическое полноправие полов, мисс Кортес. – Вот почему я никогда не болела. Я никогда не позволяла себе такую ротовую близость. Но на этот раз этот подлец, Маккейн, воспользовался моей гостеприимностью и застал меня врасплох. – Мисс Кортес, не выдержав такого коварства Маккейна, который к ней на званый лишь для того и пришёл, чтобы провести эту диверсию, соскочила со стула и упала в обморок не в руки, а в ножки стула.
– А мисс Клер точно теперь неизлечимо больна, если она, будучи наедине с господином Маккейном, себе позволила лишнее, поцелуй. – Не обращая на поднявшийся вслед за падением мисс Кортес переполох, рассудила про себя сидящая на противоположном от Маккейна краю стола, леди Брань.
Ну и как итог всему. Мисс Клер со слезами на глазах подскакивает с места и с воплем надежды и отчаяния: «Милый и такой красивый господин Кубрик, спасите меня от этого негодного во всех отношениях человека!», – бросается ко мне в объятия. Ну а вам, негодный вы во всех смыслах человек (и всё отлично поняли, о чём это в своём в отчаянии кричала мисс Клер – и с этой дисфункцией организма не ко мне), которому теперь уже ничего не поможет, – надо было раньше проявлять понимание, – остаётся только одно, как сквозь землю провалиться. – Подвёл итог своему рассказу Кубрик, выжидающе посмотрев на Маккейна, готового если честно, и сейчас сквозь землю провалиться от нового приступа боли.
– В общем, я по вашем мнению, только с помощью шантажа и обделываю свои делишки. – После короткого наблюдения за Маккейном, добавит Кубрик. – Не так ли господин Маккейн? – прямо в рот очень нервно и злобно затем спросит Кубрик Маккейна.
А что может ответить ему Маккейн, когда его полон слюней и плевков Кубрика, которыми он сопроводил свой к нему вопрос, кроме как сглотнуть всё это – сплёвывать команды не было.
Кубрик же немного успокаивается и, присев обратно на свой стул, после небольшой паузы опять заговорит. – Так вот, я в своём лечении всегда опираюсь на комплексный подход. И тот же ваш больной зуб, есть всего лишь крайнее следствие общей нездоровой картины вашей жизни. Тут либо вы слишком любите сладкое…Что, господин Маккейн, любите погорячее? – Спросив, Кубрик опять уставился на Маккейна, у которого нет другого выхода и он вынужден кивком признаться, что есть такое дело. Но Кубрику этого мало и он продолжает мучить Маккейна, задавая новые вопросы. – И попышнее? – Да. – Вынужден соглашаться Маккейн. – И чтобы зубы сводило от желания? – всё не успокаивается и задаётся вопросами Кубрик. – Да-да-да! – Маккейн готов соглашаться во всех смертных грехах. О чём догадывается Кубрик и он, решив, что нашёл отличную для себя замену к дядюшке Сатане на заклание, успокаивается и, переведя свой дух, возвращается к незаконченному предложению.
