– Это был последний наполненный стакан, который вам удалось увидеть со столь близкого расстояния. – Сказал доктор Диди, пронзая взглядом Шиллинга. И вот теперь у Шиллинга действительно появился повод для волнения. А всё опять из-за той неизвестности, которую несли все эти слова доктора Диди. Ведь первое, что в голову спрашивается после этого его заявления, то это как понимать эти его слова. Он (Шиллинг) что, завтра или через час ослепнет и поэтому больше не сможет увидеть наполненный стакан. Или же это всё прозвучало в фигуральном значении. И Шиллинг не сможет увидеть наполненный доктором Диди стакан. – А может мною? – а вот этот альтернативный вариант наполнения стакана, чрезвычайно испугал Шиллинга, только сейчас осознавшего, что на самом деле означало это предупреждение доктора Диди.
– Он, гад, меня закодировал! – горлом прокричал Шиллинг, как только осознал всю вероломность этого доктора. – Так вот кто мне всё это под руку говорил. И теперь стоит только мне протянуть руку к графину, чтобы наполнить стакан, то его внедрённый в меня голос, будет ставить мне запреты. – От этих мыслей внутри Шиллинга всё похолодело. Но это длится одно мгновение, и как только Шиллинг осознал, что его, как представителя самого свободолюбивого и просвещённого общества, не испросив его желания, таким изуверским способом ограничили в своих правах, – хочу быть свиньёй, буду, и никто не имеет ограничивать моё конституционное право, быть кем мне пожелается (почему-то ход мысли людей свободных в своих желаниях, всегда ведёт в эту сторону), – так он обеими руками потянулся к графину.
И что для Шиллинга было на этот раз неожиданно, так это то, что никто его не остановил. А как только Шиллинга никто не остановил и графин оказался в его руках, то его посетила новая провокационная мысль. – А может это всё мои выдумки? – задумался Шиллинг. – И доктор Диди здесь совсем не причём.
– Какие выдумки. – Возмутился в Шиллинге тот, кто всегда был ему против, и значит противен. – Он же тебе ясно сказал, что разрешает тебе пить только под своим присмотром. А ты нарушаешь его рекомендации, вот он и решил вмешаться.
Но Шиллинг в карман за словом не лезет и ему есть что ответить. – Но как он об этом мог узнать? – кроет своего противника Шиллинг. Но и противник Шиллинга, как и он не так прост, и многое видел и знает. – А разве это сложно предугадать. – Усмехается противник Шиллинга. – Последний рабочий день, канун уик-энда, в какую сторону спрашивается, направлены мысли человека самого себе на уме. Вот то тоже. – Срезает Шиллинга его противник. И хотя Шиллинг крепко зааргументирован своим противником, ему не хочется ещё и здесь оказаться в ограничении. И он из принципа, да хотя бы потому, что он сам себе на уме, как утверждает его противник, не будет с ним соглашаться.
– Уж слишком это легко … для меня. – И это после многоточие, сумело убедить даже такого зловредного противника Шиллинга, каким был его противник, которого вот ничем не переубедишь, а вот этим упоминанием почему-то можно. Чем Шиллинг и пользуется время от времени, в самых сложных случаях, когда нет полного согласия с собой.
– Но тогда кто? – спросил сам себя Шиллинг через своего противника.
– Надо подумать. – Делая глоток прямо из графина, сказал Шиллинг (пока вопрос с доктором Диди остался в подвешенном состоянии, Шиллинг не решился испытывать судьбу и воспользоваться стаканом – а вот насчёт графина доктор Диди ничего не говорил). После чего в виду сложности вопроса, Шиллинг через глоток другой ещё подумал, затем ещё немного запил, и только тогда, когда он крепко задумался, – для этого ему пришлось ошеломить себя убойным глотком из графина, – то тут ему на выбор явилось сразу несколько и все как один, основательные варианты.
