PAMF - страница 42

Он стиснул губы, скрывая горечь, и с трудом заставил себя улыбнуться.

– Завтра я улетаю, – сказал Арсений, обрывая тишину. Его голос звучал сдержанно, почти сухо, как будто он боялся, что эмоции выдадут его. – Ты точно не хочешь, чтобы я перевёл тебя в другую больницу? – Вопрос был скорее формальностью – он знал ответ.

– Точно, – отозвался дедушка, его голос был слабым, но твёрдым. В этих двух словах слышалась какая-то неизменимая уверенность.

Арсений тяжело выдохнул, чувствуя, как долг и ответственность вновь давят на него, словно напоминание о его дедушке и их прошлом, которое не отпускает и заставляет идти дальше. Он хотел сказать что-то ещё, но вместо этого проглотил ком в горле и отвёл взгляд в сторону.

– Работа не терпит отлагательств, и я… – начал было Арсений, но его голос дрогнул. Он ненавидел эти оправдания, но слова казались необходимыми.

Дедушка слегка приподнял голову на подушке, его глаза смотрели прямо в лицо Арсения, как будто проникали внутрь, читая все сомнения.

– Не можешь остаться, – закончил он за внука. – Я понимаю.

Комната вновь наполнилась тишиной, казавшейся почти осязаемой, насыщенной запахом лекарств и звуками больничных приборов. Арсений не знал, что сказать, и это молчание давило на него больше, чем любые слова.

– Насчёт твоего дома, – наконец сказал он, стараясь сменить тему. – Я выполню твою просьбу, если…

– Не «если», а точно, – перебил дедушка, его голос прозвучал неожиданно резко. Эти слова прозвучали, как удар, заставив Арсения замереть.

– Почему ты так уверен в своей смерти? – спросил он, отчаянно ища в голосе старика хоть намёк на сомнение.

Дедушка вздохнул и устало улыбнулся. В этой улыбке было что-то, что Арсению трудно было вынести: покой, который казался почти непостижимым.

– Поверь мне, Арсюша, я уверен, – тихо произнёс он. Его голос звучал мягко, словно это была не смерть, а всего лишь ещё один этап жизни. – Смерть не такая страшная вещь, как кажется. Гораздо страшнее – жить в постоянном ожидании… Или в бегстве.

– Я не бегу, – резко ответил Арсений, его кулаки сжались, а лицо напряглось.

Дедушка посмотрел на него долгим, проницательным взглядом, а затем слабо улыбнулся.

– Конечно, – спокойно сказал он. – Это я про себя.

Его глаза на мгновение затуманились, будто воспоминания перенесли его в прошлое.

– От чего ты бежал? – спросил Арсений.

– Знаешь, иногда лучше не знать, – сказал старик , его голос прозвучал едва слышно. – Так проще.

– Так и жить проще?

Старик снова грустно улыбнулся и тихо произнёс:

– Просто не всем дано понять, что прошлое иногда стоит оставить позади.

Он посмотрел на Арсения так, будто хотел сказать ещё что-то, но передумал. Арсений почувствовал, как внутри него всё переворачивается. Он знал, что не получит ответа. Дедушка слишком многое хранил в себе, чтобы открыться даже ему.

– Ты просто уходишь… вот так? – спросил Арсений, глядя на ослабшее тело старика, словно надеясь, что ещё не всё потеряно.

Дедушка закрыл глаза, как будто завершил разговор.

– Арсюша, иногда уход – это не конец, а начало чего-то нового. Тебе нужно будет понять это самому.

Арсений молча смотрел на него. Ему хотелось спорить, кричать, доказывать, что всё можно изменить, что сдаваться нельзя. Но он знал, что это бесполезно.

– Я расскажу тебе одну историю, – дедушка тяжело вздохнул, его взгляд задержался на Арсении, долгий и пронзительный. Его голос был ровным, но в нём звучало эхо далёкого времени: – В одном племени жил человек, который от рождения был отмечен уродством. Его лицо было искажено, а тело хрупким и болезненным. Соплеменники глумились над ним, как будто его облик был проклятием. Его звали "проклятым уродом", и ни один день его жизни не проходил без презрения. Он рос в одиночестве, и боль заполняла его сердце.