Память плоти - страница 7

На высоком пороге под навесом, этаком подобии крылечка в миниатюре, появилась полная женщина с круглым лицом в теплой камуфляжной куртке, наброшенной на плечи. Голову ее украшала солдатская шапка-ушанка, из-под которой виднелись темные густые волосы, собранные в свободный пучок на затылке.

– Вам кого? – чувствовалось, что она насторожилась, увидев перед собой незнакомца, зашедшего в ее двор, или делала вид, что насторожилась, надеясь этим предупредить праздные мысли визитера, когда бы тот явился с таковыми.

– Добрый день, – Илья поклонился с легкой улыбкой, засвидетельствовав почтение.

– Ша, Жулик, ша! Кому сказала? – Покосившись на гостя, пес закрыл пасть и опустил морду вниз. – Здравствуйте…

– Моя фамилия Гуреев, Илья Гуреев. Вы, может быть, помните, на вашей улице…

– Гуреевы? Как же, помню. Жили, да, жили на нашей улице. Вон в том доме, двадцатом, почти напротив нас. Только ведь нет их, – женщина задумалась на какое-то время, взгляд ее живых глаз, удивительно подвижных, бегающих вокруг Ильи, остановился где-то над его головой, темп речи замедлился. – Никого нет, давно уже никого. Лет семь-восемь, почитай… А вы кто же им будете, если не секрет, Гуреевым-то? Родственник?

– Да, родственник… Я бывал здесь, в детстве.

– Илья, говорите… У Петра Сергеевича сын был, тоже Илья. Он как в армию пошел, так и все, поминай как звали.

«Поминай как звали…» Версия Ильи, экспромтом выданная жене относительно явившейся из прошлого сестренки, получила недвусмысленное подтверждение. «Мать носила Киру тогда, когда меня уже не было с родителями». – «Не было?» – «Нет, не было. Я как раз ушел в армию». Что это – совпадение, нечаянное попадание в «яблочко», или плод стершихся воспоминаний, обрывок каких-то подлинных сведений, факт, о котором он некогда знал? Лоб Ильи прорезали глубокие морщины, глаза увлажнились, и он потер их пальцами. Пять секунд на все про все.

– Мать очень убивалась, – продолжала между тем женщина, поправляя спадавшую с головы шапку, – тетя Ната, все его увидеть хотела. Он ведь один у нее был, единственный. До самой своей смерти ждала, двадцать лет без малого. Не судьба была, видно. Так и ушла, не дождавшись…

– Простите, а ваше имя…

– Марина, – женщина вскинула брови, словно удивившись вопросу, – Марина Алексеевна. А вы? Я помню, Илья, а по батюшке?

– Что вы, это лишнее, просто Илья. Какие наши годы!

– Какие… Не знаю, какие ваши, а наши уже не те. Что ж, пусть будет Илья, Илья и Марина. Поиграем в молодых. Вы что-то спросить у меня хотели?

– Да, хотел поподробней услышать об этой семье, о семье Петра Сергеевича. Чем жили, как умерли… Что случилось с Ильей.

– Вы на него не похожи.

– Это я уже понял.

– Что вы поняли?

– Что я не похож на Илью Гуреева, жившего когда-то на вашей улице. Вы его хорошо знали?

– Да как вам сказать…

– Росли, наверное, вместе. Вы ведь тут живете с рождения, я угадал?

– А как вам лучше? Могу сказать, что никакого Ильи не помню и знать никогда не знала. Полагаю, так вам будет удобнее, – теперь в голосе появился сарказм, явно ей чуждый, неумелый, и некая снисходительность. – Я угадала?.. Вот что, гость дорогой, мы с вами ведем тут разговоры, которые не следует вести на пороге. На пороге не следует вести никаких разговоров, все слова на ветер. Заходите в дом, там и потолкуем. Вижу, желание у вас есть, а решимости маловато. Идемте, – Марина распахнула дверь настежь, придерживая ее рукой, – чего уж там. Вы, должно быть, издалека прибыли, устали с дороги. Идемте, согреетесь в тепле, помянем ваших родственников. Я не одна живу, с мужем, так что приставать к вам не стану, не бойтесь.