И все же, смотря в светло-серые глаза Ника я не могла не думать о том, кто меня пугает больше: Джексон или Николас?
Джексон псих. Он готов в любой момент наорать, пустить в ход кулаки и нравоучения.
Николас само спокойствие. Он будет молчать. Он будет изучающе сверлить тебя взглядом, вынуждая сказать правду. Я знаю насколько он опасен. Опаснее дяди и отца. Почему? Не знаю. Не знаю и того, как мы все уживались вместе, как родились у одних и тех же родителей.
– Эден? С тобой все в порядке?
– Да, все хорошо. Голова болит.
– Самый лучший способ угомонить организм, это поесть, – замечает Николас.
– Думаешь?
– Знаю. И ты прекрасно это знаешь.
– Ну вот, я теперь тоже хочу есть, – кривится Рэй.
– Ты ел минут пятнадцать назад.
– У меня быстрый метаболизм.
– Через час приедут дядя с семьей, – на этот раз Ник обращается ко мне. – Так что самое время привести себя в порядок.
– Я тебя услышала.
– Надеюсь, тебе полегчает.
Улыбаюсь братьям, надеясь, что они уйдут быстрее. Сердце стучит так громко и быстро, что мне становится не по себе. Рэй и Ник покидают комнату, но дверь опять оставляют открытой. Неужели, так сложно закрыть ее?
Я ударяю по подушке и встаю, чтобы захлопнуть дверь, как слышу:
– … что-то не так.
– Согласен. Я думал, она…
– Ты видел ее глаза? – перебивает Ник.
– Как только бабушка увидит…
– Тихо, Рэй.
– Джексон не знает.
– Ты уверен?
– Иначе бы он не привез сюда Эден.
– Поговори с ним.
– А ты…
Но я не слышу больше ни слова. Непримечательный разговор. Вроде. Что с моими глазами? О чем не знает Джексон? И что, черт возьми, здесь вообще происходит?
"Лучше ты умрешь здесь, чем в вашем ужасном городе", – сказал Картер.
В любом случае, они ждали моей смерти. Или ждут до сих пор. Какие еще варианты могут быть? Все говорят такие странные вещи. Я слышу их с того самого дня как очнулась в больнице.
Я боюсь. Сердце неистово стучит в груди, ток бежит, распуская знакомые мурашки по коже и из груди вырываются рыдания. Воздуха не хватает. Я вдыхаю глубже, но легкие пусты.
Нет! Нет, пожалуйста. Я не хочу умирать. Я боюсь задохнуться. Боюсь, остаться навсегда в этой комнате. Сердце замирает и через мгновение пропускает громкий стук. А вместе с ним в грудь втыкается штырь, и я вскрикиваю. Зажмуриваюсь и вдыхаю, вдыхаю, вдыхаю.
Считаю и жду того самого момента, когда меня поднимут те крепкие руки и кинут об асфальт. Жду, пока кровь подо мной начнет согревать ободранную кожу, вновь и вновь заливая глаза.
Призрачная надежда, что кто-то услышит Холтер и зайдет в комнату тает быстро. Возможно, я этому даже рада. Никто из них не испортит мои последние мгновения тут.
Телефон пронзительно звенит где-то в коридоре. Слышны шаги. Холтер предательски пищит, но в комнату уже врывается отец.
– Да, я зашел к Эден, – громко говорит он. – Вы были правы. Спасибо, доктор.
Он бросает трубку, поднимает меня с пола и кладет на кровать. Сует мне таблетки в руку и отправляется за водой в ванну. Вскоре он передает мне стакан для полоскания и помогает приподняться.
– Эден, тебе стоило сразу сказать, что тебе плохо.
– Приступ начался внезапно, – хриплю я.
– Нам надо придумать тебе какой-то сигнал.
– Глупости.
Отец садится рядом, мягко убирая мокрые пряди с моего лица. В его глазах знакомая тревога.
– Значит, это все-таки не мнительность.
– Думаю, я просто перенервничала в тот день, – морщусь я. – Врачи решили проверить все ли в порядке с сердцем. Я их понимаю. Все-таки есть впечатлительные люди. Откуда знать, вдруг я все выдумываю.
