Тогда я открыл приложение «КурьерЧик» и посмотрел вчерашние заказы. «Царицыно музей-заповедник, 18-С» – всё верно, был такой заказ. Даже в навигаторе забит этот адрес.
Объявили очередную остановку – «Севастопольская». Не знаю почему, но я решительно направился, расталкивая людей, к выходу. Я взбежал, как полоумный, по ступенькам, промчался по каменным коридорам, обгоняя спешащих людей. Какая удача, я подумал о Волке в тот самый момент, когда проезжал Большую кольцевую линию. Я благополучно проехал две станции до зелёной ветки и через три остановки был на «Орехове».
Я торопился. В девять закрывается Пражский рынок, а мне нужно успеть купить досок. Пока я размышлял и строил планы на вечер, сам не заметил, как оказался в тёмном лесу. Мне каким-то образом на этот раз удалось то ли обойти, то ли перейти посуху ручей, так что я не промочил ног. До заветного дома оставалось сто метров. А вот и он. Двухэтажный, большой, то ли тёмно-серый, то ли коричневый.
Свет не горел. Значит, хозяина нет или он спит. Старясь не шуметь, я, осторожно ступая на носок и затем плавно на пятку, взошёл на крыльцо. Двери в проёме не было, значит, вчера мне это не привиделось. Я переступил через порог и оказался в комнате. Фонарик телефона выхватывал стены с облезлой коричневой краской. Дом был деревянный внутри, как и снаружи. Я посмотрел на потолок – коричневые доски. Из комнаты куда-то ведут ещё две двери. Приоткрыв одну, я увидел тот самый длинный коридор. Похоже, вчера я вышел в эту дверь вместо входной. Значит, в доме есть ещё один выход наружу. Я вернулся в первую комнату и заглянул в другую дверь. За ней оказалась другая комната, побольше. Посреди стоял старинный деревянный стул с мягкой обивкой и деревянной резной спинкой. Этот стул чем-то напоминал те, что стояли в моей съёмной комнате. Они были невероятно неудобны, да и вообще садиться на них было опасно: клей рассохся, ножки и спинки шатались во все стороны. Я ввернул в них тонны шурупов и обмотал километрами скотча, но это не помогало. Я использовал эти стулья как вешалки.
Но, конечно, не стул привлек моё внимание, а жёлтый конверт, который выделялся на тёмно-коричневой обивке.
Я подошёл и бесстрашно взял конверт. На нём печатными буквами было написано: «Журналисту Ивану Фирсову». Я почувствовал, как меня охватывает нервное напряжение. Конверт был не запечатан. Внутри я увидел белый лист формата А4. Меня охватило давно забытое чувство, как в детстве, когда я находил под ёлкой подарки от Деда Мороза. С трепетом я развернул письмо. В тишине пустой комнаты шорох плотной бумаги звучал угрожающе. Я невольно обернулся и направил фонарик на дверь: никого. Только тени играли на стенах и потолке. Тёмный проём казался дырой в пещеру.
На листе вверху было написано: «Они все умрут».
Тревога обуяла меня, голова закружилась. Я попытался успокоить себя мыслями о лете, но ничего не получалось. Руки дрожали. Я постарался как можно аккуратнее сложить лист, вложил в конверт и засунул в рюкзак между бумагами с записями.
Надо было выбираться и ехать на Пражский рынок. Я вышел на свежий воздух и огляделся. Вокруг сплошной стеной стоял лес, на небе не было ни следа зарева от городских огней. Будто я был не в Москве, а в старой забытой деревне. Часы показывали без десяти восемь. Моё путешествие затянулось, и на рынок за досками я уже не успевал.
