» Московии. И, возможно, при развороте к этой самой «
татарщине», принятии самой себя и будет возможно возрождение Московии. Так вот, если говорить о словах, то тюрьма (терем) – это было «высокое место», куда не всем был открыт вход. Сейчас же тюрьма – это также место, куда вход открыт не всем, а выход и вовсе закрыт. Смысл вроде тот же, а разница – колоссальная! Именно в этой развилке, между высоким и низким и живет русский, которого нужно только «поскрести», однако ж сделать это нужно с умом, кстати, в невозможности чего по злой иронии судьбы расписался так же татарин – Тютчев, имя которого, скорее всего, имеет крымско-татарские корни, как и предка Петра по матери. Кстати, Тютчев, оценивая историческую роль Петра, говорил: «
История России до Петра – панихида, после Петра – уголовное дело». Метко. И опять: до и после. Нет и намека на преемственность. Или терем, или тюрьма. Но мне хотелось бы, чтобы мы все-таки услышали Трубецкого, который в своей работе «Наследие Чингисхана: Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока» (1925 год) пророчествовал:
«Подлинное творческое созидание еще впереди. И станет возможным лишь тогда, когда окончательно будут изжиты увлечения европейской цивилизацией и придуманными в Европе идеологиями, когда Россия перестанет быть кривым зеркалом европейской цивилизации, а обретет свое собственное историческое лицо и вновь станет сама собой – Россией-Евразией, сознательной носительницей и преемницей великого наследия Чингисхана». Думаю, Трубецкому не хватает памятников не только в России, но и в Казахстане. А вот еще один преинтересный пассаж:
«Целый ряд черт, которые русский народ в себе особенно ценит, не имеет никакого эквивалента в славянском моральном облике. Наклонность к созерцательности и приверженность обряду, характеризующие русское благочестие, формально базируются на византийских традициях, но тем не менее совершенно чужды другим православным славянам и, скорее, связывают Россию с не православным Востоком. Удаль, ценимая русским народом в его героях, есть добродетель чисто степная, понятная тюркам, но непонятная ни романогерманцам, ни славянам».Так и вырастают в воображении всадники-казаки Украины, непринужденно договаривающиеся с московитами, которых все та же Северин Духинска называет «этнографически едиными» с казаками Днепра и Днестра. Также можно встретить гравюры о России «художников-передвижников» Ле Пренса и Кизеветтера, на которых московитов и вовсе не отличить от казахов, которых писали данные художники соответственно. А это, на минутку, 18 и 19 века соответственно, что полностью опровергает заявления ангажированного Федотова! Та же информация встречается и в других энциклопедиях и научных работах европейских ученых, опять же в основном писавших на французском. Благо именно этот язык я сумел освоить assez bien. Выходит, что историческая правда лежит на поверхности, и достаточно просто остановиться, нагнуться и поднять ее попранную с земли. Если бы я мог это сделать, с радостью все сделал бы сам, но куда уж мне – теперь уже все, остановился так остановился…
Еще вспоминается другой русский, воплощение «русскости» во всем образованном мире. Это Федор Михайлович Достоевский, который, как бы это ни было больно для федотовых, но является потомком золотоордынца Аслана Челеби, потомками которого так же являются такие славные русские дворянские фамилии, как Сомовы, Юсуповы, Ртищевы и Арсеньевы. Достоевский – это слишком крупная фигура, чтобы о ней можно было рассуждать с кондачка, однако же есть у него один персонаж, который в узких литературных кругах принят как «пророк русского мессианства». Это Шатов из романа «Бесы». Так вот, в нем Достоевский пишет:
