Снег валил и валил, из редкой крупы превращаясь в настоящую метель. Вокруг фонарей всё искрилось и сияло. Стоя у окна, я засмотрелась на это белое буйство. Зефир, безе, взбитые сливки. За какой-то час газон перед домом совершенно замело сугробами, а снег всё падал и уже не таял, плотно укрывая землю белым одеялом.
Вот так и я. Слишком много всего навалилось на меня за эти дни. Столь активно я жила только раньше, в то давнее время, когда он был рядом. Но с тех пор уже минуло целых пять лет, и так растрачивать себя я, оказывается, отвыкла. Ни отец, ни Солнцев беречь мои силы никогда не стремились, и Юре стоило большого напряжения, чтобы изменить этот алгоритм, научив относиться к себе по-другому.
А теперь всё начинается сначала. Я знаю это каждой клеткой, каждым нервом. Солнцев вернулся. И я наконец пробудилась от спячки. Он рядом, и это значит – я снова в игре. Не стоит себя обманывать.
Всё может быть просто. Когда вернётся Иван Аркадьевич, я позвоню ему и продам свои акции Солнцу. А дальше хоть в театр, хоть в цирк, хоть в постель с кем угодно…
В постель. Я почувствовала, как сдавило от этой мысли затылок. Перед глазами качнулось красивое насмешливое лицо Элича, его крупный рот и глубоко распахнутый ворот рубашки. Представляю, как удивился бы он, ненароком проникнув в мои мысли. Куча баб, оказавшись на моём месте, рассуждали бы прямо противоположно.
Я задёрнула шторы и вернулась к дивану.
Если я и дальше продолжу об этом думать, однозначно сойду с ума. Мне надо встать, одеться и выйти из дома. Уже поздно и холодно, но это неважно. Просто надо кому-нибудь позвонить, и тогда, возможно, удастся отвлечься.
Кому? Может, всё же Марьяне? Она обычно радуется, когда я звоню. Да, пожалуй. Больше звонить всё равно некому. Только мне следует понимать, что, встретившись с ней сегодня, я непременно проболтаюсь, и тогда моя жизнь предстанет перед ней в совершенно ином свете. А я обязательно проболтаюсь, потому что рядом больше нет Юры, единственного человека на всём белом свете, который умел направлять мои мысли в нужное русло.
А если не Марьяне, тогда кому?
Кира!
Боже мой, Кира…
Как безумная, вскочив с дивана, я кинулась к шкафу и долго шарила по карманам в поисках принесённой от мамы визитки. Не может быть, чтобы я потеряла её! Джинсы и куртку облазила в первую очередь, потом долго перебирала вытряхнутое на стол содержимое сумки. Нет, надо вернуться к джинсам. Я точно помнила, что засунула визитку именно туда.
Чем дольше я рылась, тем сильнее возрастало желание увидеться с Кирой. Я непременно должна позвонить ей! Это представлялось мне сейчас настолько важным, что все остальные проблемы временно отодвинулись на второй план.
Визитка обнаружилась в заднем кармане. Я схватила телефон и, усевшись с ногами, прижала к животу подушку.
– Кира, – сказала я очень тихо, когда в трубке наконец ответили.
– Соня, – отозвался бесконечно знакомый голос, – Сонечка…
* * *
Так или иначе, вернувшись утром домой после встречи с Кирой, я уже не чувствовала себя выброшенной на берег рыбиной, медленно подыхающей под лучами палящего солнца.
Палящего Солнца.
Всё то, что до сей поры не смела поведать Марьяне, Кире выговорилось легко и свободно. Она не отсюда. Не из моей сегодняшней жизни, где вовсе нет места кошмарным исповедям из прошлого. Мне делалось жарко от одной мысли, что вся эта безумная история достигнет ушей наших общих знакомых, и они станут пересказывать её, пожимая плечами и проникаясь сочувствием к столь неожиданным поворотам моей судьбы. Юра бы точно не захотел этого. Мой созданный им за эти годы образ никак не сочетался с той бешеной лавиной страстей, которую я обрушила ночью на Кирины плечи. И она приняла это так естественно, что все мои прежние страхи рассеялись в дым, всё стало легко и понятно, как будто иначе и быть не могло. Только Кира и больше никто, наверное, не воспринял бы меня столь открыто и ясно. Оказывается, ей и самой досталось сполна в этой жизни, и она мне столько всего о себе рассказала, что моя собственная история к утру уже не казалась столь дикой и неправдоподобной.
