Панорама - страница 5

(Я не знала.)

– Только вы с папой никогда не заходите в электронный дневник.

(Я так и не установила это приложение, весь смысл которого состоял в том, чтобы в закрытом режиме отправлять родителям оценки их детей.)

– В любом случае речь не об этом. Было бы логично и даже справедливо, если бы месье Бигл выбрал меня для этой поездки. Но он предпочел Батиста.

(Ее утреннему монологу не было конца.)

– Почему его? Просто потому, что он мальчик.

(Приехали. Школьница подтвердила закон Годвина[3].)

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Но от его аргумента весь класс впал в ступор. Он сказал: “Мне жаль, Тесса, но директриса из соображений безопасности запретила мне выбирать девочку. Она не хочет рисковать. Слишком много было дел, связанных… бла-бла-бла”. Директриса не доверяет людям. Так что меня дискриминируют во имя феминизма. Весело, правда?

Прежде чем я успела рассмеяться, к стеклянной стене кухни прижались фиолетовые губы Кати. Я вздрогнула. Кати была лучшей подругой Тессы и ее кошмарной тенью. Рядом с невысокой крепенькой Тессой Кати казалась еще более тощей и длинной. В первой было что-то от пародии на Лолиту, вторая была одержима всем, что связано со смертью.

– Значит, расследование поручили вам? – возбужденно спросила она. – Говорят, в ванной обнаружили следы крови.

Я не ответила. Тесса на прощание хлопнула дверью.

В эпоху Открытости информация стала распространяться слишком быстро.

Сегодня ночью наши эксперты-криминалисты нашли в том доме крошечную капельку крови. Это ничего не доказывало, но кровь принадлежала матери – Розе Руайе-Дюма.

Как и все дома-виварии, дом Руайе-Дюма представлял собой одноэтажный прозрачный куб с комнатами, разделенными стеклянными перегородками. Зимой стеклянные стены сохраняли солнечное тепло. Летом крыши становились непрозрачными, а с наступлением вечерней прохлады раздвигались. Дом-виварий соответствовал определенным стандартам, но каждый мог по желанию добавить что-то свое. Новый урбанизм не стер классовых различий: в районах поскромнее дома были похожи один на другой. Зато в Пакстоне у архитекторов появилась возможность разгуляться. Дома-кубы, очень похожие на кубики льда, соседствовали с домами-шарами и домами-аквариумами с прудиком внутри. Посещение Пакстона превращалось в экскурсию по музею современного искусства. Каждый представлял там свои творения, свою дизайнерскую мебель, свой хороший вкус.

Дом Руайе-Дюма поражал своей сдержанностью. Это было простое строение в форме бруска: ни архитектурных излишеств, ни коллекции произведений искусства. В нем поселилась сама природа. Шкафы в гостиной обвивали многолетние растения – звездчатый жасмин, девичий виноград. Роза подрезала их каждый день, чтобы они не заполонили все пространство. Она заботилась о своем жилище, как будто охраняла великую тайну, вкладывала свои способности в украшение интерьера, расписывала тонкими узорами комоды, раскрашивала льняные ткани.

– Моя сестра обожала свой дом. Здесь чувствуешь себя защищенным от всего мира.

Ольга, увидев, что я роюсь в вещах ее младшей сестры, подошла ко мне. Я не смогла определить, сколько ей лет. Седеющие виски плохо сочетались с ее манерой держаться, озабоченным выражением лица и тонким голоском. Ольга жила в доме по соседству. Она заверила меня, что не в курсе того, что произошло:

– Я уснула примерно в четыре часа дня… Да, так и есть, в четыре. Я всегда сплю днем. Когда я проснулась, было примерно шесть часов, и они уже исчезли…