Панорама - страница 7

– Не злого, конечно, но необузданного. Из тех, кто легко выходит из себя, – заметила Ольга. – Вы нашли его ружье?

Я записала ее показания в мельчайших подробностях.

Если бы она сама не представилась, я бы никогда не подумала, что она сестра Розы. Ольга носила круглые очки с толстыми стеклами и постоянно одергивала слишком длинные рукава рубашки, как будто ей хотелось потянуться после каждой произнесенной фразы. Она переминалась с ноги на ногу, как неуклюжий подросток. У нее запотели очки, когда она заговорила о Мило: “У меня никогда не было детей. Я живу одна. Мило мне как сын”.

Наш разговор прервал Нико. Он сказал, что ему нужно поговорить со мной с глазу на глаз. Прежде чем попрощаться, я задала Ольге последний вопрос: “Вы знаете кого-нибудь из ваших друзей или, может быть, соседей, у кого день рождения 17 ноября?”

Ольга не раздумывая ответила отрицательно. Сама не знаю почему, но эта уверенность вдруг показалась мне подозрительной. Она сказала “нет”, ни секунды не подумав, не дернув себя за рукав, не переступив с ноги на ногу. Я пожала ей руку, и она ушла, опустив голову, как школьница, которая могла бы сдать экзамен на “отлично”, если бы не опозорилась в самом конце.

Нико протянул мне белую коробку:

– Смотри, что я нашел в комнате Мило. Шнурки всех членов семьи. Они были вынуты из всей обуви. Я проверил в шкафу в прихожей: ни на одной паре нет шнурков. Кроме этой странной детали, ничего необычного ни у меня, ни у экспертов. Они все обработали реагентом Bluestar, но никаких других следов крови не обнаружили. Опрос свидетелей тоже ничего не дал.

С тех пор как я стала стражем безопасности, Пакстон ни разу не попадал в мою зону наблюдения. Мой начальник Люк Буарон считал этот район самым надежным в городе: он никогда не посылал туда бригады, тем более что там имелась своя собственная служба охраны. Согласно экспертной оценке Тессы, два месяца встречавшейся с жившим в Пакстоне гитаристом, это район “богатых белых”. Узнав об исчезновении Руайе-Дюма, она мне сказала: “Это что-то вроде Беверли-Хиллз, сама увидишь. Продюсеры, архитекторы, артисты – культурная элита, типа того! Полно голубых. Есть и долбанутые семейки”.

Задним числом я осознала, что она описала все довольно точно.

Открытость точно так же изменила и другие города. Сетевые сообщества приняли реальные очертания. Наши виртуальные друзья, те, кто походил на нас и разделял наши взгляды, стали нашими соседями. Существование по принципу общежития сменилось существованием по принципу общежития для своих. Так, феминистки поселились в районах, куда мужчинам вход был воспрещен, в то время как другие активистки, менее радикальные, принимали их под свое знамя. Заповедники для консервативных семей располагались вдоль границ городов, религиозные люди обосновались в районах, прилегающих к храмам, церквям, синагогам, мечетям. Некоторые гомосексуалы тоже предпочли жить среди своих.

Иногда появлялись “перебежчики”: муж уходил от жены и переезжал в квартал геев, разведенная женщина перебиралась в район одиночек. С течением времени люди перемещались из одной зоны в другую. Те, кто не был уверен в своем выборе, селился на границе районов (например, Эвелин, одна из подружек Тессы, жила между черным районом и районом лесбиянок). Пожилые люди селились рядом из соображений удобства: поблизости имелись места для танцевальных вечеринок и работали многочисленные кабинеты врачей разных специальностей. И морг тоже был неподалеку – но об этом предпочитали не упоминать.