Пансионат - страница 20

Он опустил перекрестие прицела на два градуса ниже по ходу ракеты неприятеля и нажал пуск. Машина немного качнулась набок; один из снарядов под левым крылом сорвался со своего места и с громким зловещим свистом ушел вперед. Он впился глазами в дисплей; в правом верхнем углу мерцали цифры, регистрирующие параметры выстрела. Одна секунда, две, три… В центре экрана – два огненных самонаводящихся щупальца, извиваясь, стремились навстречу друг другу, подстраивались друг под друга, горя страшным желанием своей смертельной встречи. Четыре, пять… Только не так быстро, не так близко! Слишком близко.

Взрыв был ужасен; словно огненный, разорвавшийся от обжорства паук, он расплескивал плазменное нутро и раскидывал во все стороны свои оторванные волосатые лапы языками чудовищного пламени, сотрясая при этом пустоту мерзким громоподобным хохотом.  Последнее, что он видел – огромная ярко-оранжевая клякса, расплывавшаяся на фоне все темневшего неба, – неожиданно исчезло: взрывная волна ударила по глазам, по всему его существу, опрокинула самолет и послала в нокдаун.

Два истребителя ( его преследователю тоже досталось), как сбитые налету бабочки, конвульсивно затрепыхавшись, начали падать; в отблесках взрыва они напоминали пару быстро вращавшихся золотистых веретен. Солнце уже угасло к этому времени, и темно-синий свод неба с несколькими яркими звездами создавал буйству огня фантастически красивый фон, немного привнося во все привкус страшной сказки.

Через несколько секунд он вновь обрел сознание. Кто-либо другой на его месте, не столь тренированный, вряд ли сумел бы это сделать так скоро в той сумасшедшей центрифуге, коею была сейчас кабина: облака, небо, огонь, звезды – все крутилось бешеной каруселью за стеклянным колпаком над его головой. В такт с вращением самолета по кабине шарахались рыжие тени. В короткие промежутки темноты становилась заметна злая красная лампочка аварийной сигнализации, моргавшая в углу; он ни разу не видел этой лампочки в действии, для этого есть… Что с дисплеем?

Он протянул руку, и сейчас же гладкая боль скользнула вверх по его пальцам – скользнула, дошла до ладони и устремилась вниз ручейком теплой крови. Выругавшись, он вытряхнул из пальцев куски стекла и положил руки на штурвал. Ремни, больно врезаясь в плечи и живот, удерживали его в кресле; несколько мелких предметов – пара компьютерных дискет, сигареты, еще какая-то мелочь – дружно носились по кабине подобно лотерейным шарам в барабане. Медленно, с усилием поворачивая штурвал, он начал стабилизировать самолет, выводя его на траекторию планирования. Рукоятка скорости стояла в нуле – при потере управления на большой высоте все системы автоматически отключаются на тридцать секунд до срабатывания автопилота; и вот, едва зафиксировав машину в одной плоскости, он вновь врубил форсаж – остервенело, до самого крайнего деления: вперед! Он жаждал боя.

Движки взревели диким, безумным воплем; как из катапульты, железно-пламенной молнией истребитель ринулся вверх. На электронных приборах цифры превратились в зеленое месиво непонятных значков, на электрических зашкалили стрелки. Перегрузки сомкнули ему глаза и стянули голову стальным тошнотворным обручем. Он чувствовал как вытекает из уголка рта слюна, как синеют костяшки впившихся в штурвал пальцев, как останавливается его сердце.

Сквозь гул и грохот, наполнявшие его череп, пробивалось неимоверно далекое человеческое бормотание, воспринимавшееся им поначалу лишь как треск отрывавшихся мозгов. Через некоторое время – по мере того, как скорость становилась близка к максимальной, и ускорение падало – грохот стал стихать, сознание восстанавливаться, и он начал разбирать слова – сначала свой номер, а потом и всю короткую, повторяющуюся фразу: