Пансионат - страница 19

Он включил рацию.

– Семьдесят третий. В квадрате шестнадцать восемьдесят девять атакован двумя самолетами противника.

Через несколько секунд кто-то, с легким предварительным сглатыванием, будто оторвавшись от бутерброда, ответил:

– Работайте.

Работы предстояло много. Эти легкие, сверхпрочные, сверхскоростные и сверхсовременные истребители ни в чем не уступали его, разве что в мелочах. И пилотировали их, естественно, не мальчики; он понял это сразу, понял по тому, как тяжело после первых же минут боя стало выходить из сектора обстрела.

Грамотно увернувшись от третьей ракеты, он стремительно и привычно пошел вверх, с тем чтобы на очередной залп опять "спрыгнуть" вниз и, падая, между прочим, сказать и свое веское слово. Не раз ему доводилось добиваться успеха таким образом, ловя бросившихся в погоню преследователей на взлете и раскраивая им брюхо из пулемета. Главной задачей было лишь правильно положить очередь, нажать на крючок в ту сотую долю секунды, когда ревущая махина вот-вот пронесется мимо и уже в следующее мгновение сама войдет в красный смертоносный веер трассирующих пуль. Именно так: аккуратно, из пулемета отрезать нос или стабилизатор – что угодно. Иногда (он был уверен в этом) случалось, несмотря на бронированное кресло, поразить пилота. Но упаси боже (и в этом весь минус стрельбы с близкой дистанции) задеть ракетную амуницию – взрыв не пощадит никого; поэтому прицел всегда нужно брать строго по центру.

Впрочем, на сей раз ни о чем этом не могло быть и речи. Они словно знали все его намерения и были готовы к ним. Один, буквально прилипнув к хвосту, преследовал его на короткой дистанции сзади, а другой, километрах в трех справа, крутой восходящей петлей заходил ему в лоб. "Спрыгивать" в такой ситуации было бы опасным безумием – лишь подставлять себя под перекрестный огонь; и если первый не успеет изрешетить из пулеметов, второй наверняка накроет ракетой, ибо нет более обреченной жертвы в воздухе, чем падающий самолет, который расстреливают сверху.

Сознавая это, он все же не видел иного выхода: приближавшийся поворот событий выглядел еще более безнадежным. Через несколько секунд тот, спереди, начнет атаковать. От его ракет нужно будет уходить – вверх, вниз, в сторону – неважно куда, но в любом случае к тому, что сзади, придется развернуться плоскостями, создав для него великолепную мишень, в которую только ребенок не влупит без промаха. Сейчас, сидя у него на хвосте, он видит на своем дисплее лишь два огненных пятна – его сопла, одну вертикальную и две горизонтальных черты – его хвостовое оперение и крылья. Стрелять по такой проекции абсолютно бессмысленно. Струя отработавших газов имеет температуру в десяток тысяч градусов, на расстоянии нескольких метров от сопла вольфрамовая болванка тает как кусок масла – а что говорить о свинце? И даже если пули минуют эту струю, при данном положении самолета они не причинят ему особого вреда – лишь, может быть, вскользь оцарапают фюзеляж и крылья; но вот начни он совершать какой-либо маневр…

А если попробовать? Но здесь тот, кто пробует, – умирает. Здесь принимают решения в мгновение ока и осуществляют их раньше чем приняли, иначе за тебя это сделают другие. Первая заповедь воздушного боя: не позволяй противнику принимать за тебя решения, не играй в его игру – это может плохо кончиться.

Игра продолжалась и становилась серьезной. Решение уже приняли: тот, спереди, успел зайти ему в лоб и выстрелить. Его ракета приближалась алым, дрожащим тюльпаном. Слегка влажными руками летчик принялся двигать рукоятки орудий, ловя тот аленький цветочек в сетку прицела на дисплее. Это было последним, что можно было сделать: не пройдет сей номер – и получай купейный в ад; будешь расторопным – можешь прихватить с собой одного соседа.