Все это, вероятно, если на самом деле существовало, а не являлось (сомнительно) выдумкой Роуз и Патрика Андерсонов – либо осталось где-то далеко позади, либо за некой завесой их скрытной жизни, куда доступа не имелось ни у кого, не только у Альберта. Оно и понятно, хоть в их штате декриминализировали отношения между мужчинами в шестидесятые, еще до Стоунволлских бунтов, но до сих пор во многих других – до седин так и не женатых Бенджи и Дункана ждали бы не просто какие-то пересуды, а, возможно, проблемы с полицией, потому что это как минимум странно, когда двое мужчин живут под одной крышей, еще и воспитывают мальчика.
Альберт не лез к ним с расспросами и разговорами. Он просто принимал их союз – профессиональный и приятельский, не видя ничего отвратительного, больного и преступного ни в дяде и его друге, ни в их отношениях. Почти год торча в частной школе для мальчиков, сложно что-то разглядеть во время быстро пролетающих каникул – все твое пребывание дома. А также значительно больше, особенно теперь, не соглашался с миссис Андерсон, пророчащей сыну подражание ее непутевому старшему братцу в якобы голубой показухе. Живи они в другом месте, она бы и пожаловалась на Бенджамина в полицию (а дядю бы упекли в психушку). Или бы Роуз Андерсон все-таки побоялась позориться? Жадность, конечно, могла подстегнуть Андерсонов к достаточно изощренным и гадким способам… Но как-то, к облегчению Эбби, такого не случилось… Или же Дункан пригрозил им какими-то юридическими штучками? Парень не любил родителей, но, надо отдать им должное, благодарил, что (при их мерзком характере) дальше внутрисемейного перемывания костей дело не доходило.
– Ты же не такой, – Мать дула губки, – как Бенджамин?
– Это ж мой сын! С чего ему сделаться таким?! – У отца всегда имелись неоспоримые аргументы.
Какой “не такой”? А если и нет? А если – да? Что в этом такого или “не такого”? И никто не мог из него вылепить нечто – Андерсоны – “такого”, а дядя Бен и Дункан – “не такого”. Эбби – он и есть Эбби. Эх, бедный Артур! Его вот точно не заботила вся эта типология.
Эбби ничего не мог ответить миссис Андерсон, кроме:
– Ты вообще о чем?
Сексуальная (и не только) революция свершилась в семидесятых, даже в шестидесятых, но его мать это как-то пропустила. А вдруг она думала, что где-то на юге до сих пор существуют плантации с черными рабами? Она, разумеется, что-то слышала по телевизору и читала в газетах про борьбу за равноправие полов, отрицание гендерных и расовых стереотипов, всяческие парады и бунты, но тех, кто отличался от Андерсонов (хотя бы нелюбовью к желтым с золотым портьерам в гостиной), – она автоматически вносила в какой-то личный список злодеев и извращенцев. А вдруг однажды она передаст его Богу, чтобы тот покарал каждого из этих негодяев?
Еще она полагала, что дружок братца Бенджи собирается совратить ее (какая собственница!) драгоценного и золотого (после озвучивания завещания – да, вполне!) мальчика, но Эбби ничего подобного не замечал за Дунканом ранее и ничуть не боялся, что тот внезапно возьмет и воспылает к нему некой страстью теперь.
Еще парочка Андерсонов насмотрелась баек из телевизора, ведь современная молодежь (без подобающего родительского воспитания и заботы (считай, надзора), от которых их Эбби так рьяно отрекался) у них ассоциировалась лишь с сексом, СПИДом и наркотиками!
