Папарацци: Фокус на Сердце - страница 6

Дом наших родителей не мог похвалиться впечатляющим возрастом как некоторые дома в Выборге. Он и не был в самом городе. Папа купил этот дом в год, когда погибла Аня. Мы успели отдохнуть в нем как на даче целый июнь до той злополучной поездки в Волгоград.

Выстроенный из яркого бруса, дом мог похвастаться не только четырьмя спальнями и двумя ванными комнатами, но и обширным садом, беседкой, пристройкой, служившей кладовкой, и баней. Годы не оставили на доме ни отпечатка ни снаружи, ни внутри (Дима и я заботились о его сохранности из года в год.) И все же, внимательный гость, зайдя внутрь, мог бы уловить дуновение пустоты, которая поселилась здесь в день, когда погибла наша сестра. Чувствительный гость, закрывая входную дверь, тотчас бы ощутил себя запертым внутри вакуума. Там, на улице молчала зима, здесь внутри не было времен года. Я помню, как ясный день, когда осознал нового хозяина в доме, пустоту. Мне было двенадцать. Я вернулся домой из школы. Проходя из коридора в гостиную, я задел рюкзаком эмалированную фигурку русалки на столе. Она с грохотом ударилась о пол, развалившись на две половинки. Русалка лишилась своего хвоста. Я замер, сидя на корточках на полу, ожидая услышать крик мамы или папы. Никто не пришел, никто ничего не спросил. Не это поразило меня тогда, а грохот от падения статуэтки. Он не разнесся эхом по комнатам. Звук тотчас исчез. Я сидел на коленках на полу и с удивлением всматривался в знакомые стены.

Теперь я, тридцатилетний мужчина, стоял на пороге этого пустого дома, переминаясь с ноги на ногу. Деревянные половицы крыльца скрипели подо мной. Я услышал нарастающий шаркающий шаг и увидел приближающуюся тень. Через стекло входной двери сверкнули голубые глаза моей матери. Те же глаза, что я унаследовал от нее, смотрели на меня немигающим взглядом. Вскоре послышался щелчок замка, и дверь открылась.

— Сашенька? — Ее хриплый голос донесся как будто из глубин. — Твой визит сегодня не по расписанию. — Она сканировала меня своим взглядом пару секунд. — Чай?

От своей матери я унаследовал не только голубые глаза и темные волосы, но и привычку пить чай. Чем больше проходило времени с момента краха нашей семьи, тем крепче она его заваривала. В последние годы она добавляла к нему малиновую настойку. Казалось бы, она должна была подсластить темную жижу, но нет, я едва ли дотрагивался до нее губами.

Обычно мы с мамой сидели напротив друг друга за большим прямоугольным столом и молчали. Когда мама допивала свой чай, она вставала из-за стола и начинала бродить по комнатам как призрак, периодически жалуясь, что у нее болит тело, что кран в ванной капает и бьет по ее и так измученной голове, что крыша свистит в ветренные дни. Ее голос из года в год становился все более хриплым, и последние жалобы из дальних комнат дома еле доносились до моих ушей. Но я и так знал их наизусть. Постепенно мама возвращалась ко мне на кухню, и ее голос приобретал все более высокие ноты. Ее слова сыпались на нас с Димой как крупный град. Мы неблагодарные сыновья, мы ее не любим, мы не разговариваем с ней, мы копии нашего отца. Изредка мама выходила в сад через заднюю кухонную дверь. Она проходила вдоль голой аллеи, вокруг безжизненных кустов роз и возвращалась на кухню с теми же едкими словами.

В этот раз я снова сидел за столом и грел руки о кружку чересчур крепкого чая. Я решил не ждать завершения нашей встречи. Я хотел избежать криков и обвинений. Несмотря на черствость, которая выросла в моей душе за годы этих ссор, слова моей матери все еще находили способ проникнуть и порезать меня изнутри.