Дальше все шло менее комично. Передо мной выросло тело огромной детины, по комплекции походившее на платяной шкаф. Главные заводилы стояли нос к носу, а остальные сдерживали девок, среди которых была потерпевшая, изначальный источник конфликта и последующего тет-а-тета.
Алкоголь в крови не давал чувству страха дать верх, поэтому, ухитрившись наглым образом обогнуть увесистую тушу взглядом, я следил за главным боем. А вдруг все уляжется и пронесет? Глупейший прокол.
После предупредительных «кукареку» зачинщики начали бодаться. Не успели они обменяться ударами, как боец в трусах моей команды уже валялся на газоне, скрестив руки в позе покойника. Как в схватке с медведем, он прикинулся мертвым и не издавал ни единого звука. Думаю, что парень попросту молился. Мне так казалось. И тут я понял, что впрягся за полного мудака, недостойного даже быть хорошенько отделанным. На вид были все признаки настоящего имбецила: жадность до чужой выпивки, неуважение по отношению к прекрасному полу, умственная ограниченность при выборе собственных действий и, наконец, полная недееспособность отвечать за содеянное. И если первые критерии весьма субъективны, то последний доказывает гипотезу и показывает тебя пустословом, чья работа должна заключаться в тестировании анальных свечей по критерию «вкус». Отвечать – самое мужское занятие из ныне существующих.
Но эта мысль пришла уже после того, как я сам попал под раздачу, и сымпровизированный кастет из железных колец впечатался в лицо. Нос пострадал больше всего, отдав частички мертвой кожи и целостность переносицы здешним краям. Затем последовал боковой, усадивший меня на землю. Не по своей воле отдыхая на траве, единственное, заботившее на тот момент, был оставленный блокнот с записями на стойке бара. Без них побег был бессмыслен. Но втаптывание моего тела мясистой громадной машиной в луизианские земли не сулило даже очнуться в здравой памяти.
Вдруг всех остановил боевой клич: «О, нет! Ты убил этого парня!». Я повернул голову и увидел белокурую потерпевшую. Слегка растрепанная и возбужденная, щеки румянились от страха, помада стерлась в уголках рта, что она старалась скрыть мягкими движениями кисти вдоль лица. Перепуганной, женственной и ветреной – такой мне запомнилась жертва домогательств. Шум стих, свора переправилась на другую сторону аллеи, где располагался живой молящийся труп напарника.
– Олдфилд! Ты убил его!– малышка слезливо кричала, жалея парня на земле.
– Не может быть такого, детка, – ответил парень, бросая косой взгляд на землю, – я даже не попал по нему.
– Ты убийца! Сраный мудак! Ты в своем уме?!
– Расслабься! И взгляни, Джанин, он дышит. Даже что-то бормочет. Эй, народ, поглядите на это!
В голове прояснялось, и, вытерев кровь с лица, я поднялся, чтобы приблизиться к вражеской толпе, разглядывающей «мертвеца» с уже развращающим хохотом. Они образовали круг, столпившись возле моего напарника, который продолжал мирно лежать на земле и тихим блаженным голосом проговаривать молитву:
– Ребята, не бейте меня, пожалуйста, прошу вас, ребята, не бейте меня, пожалуйста, ребята, не бейте…
И всем было смешно, за исключением меня. Обезображенный, я растолкал окруживших его с криком «ах ты ж срань очковая», чтобы отвесить смачную оплеуху ублюдку-товарищу, развернулся и направился вверх по лестнице, прямиком в главный зал за льдом.
