– Почему? – удивился он.
– Раньше у меня никогда не получалось, – призналась Этьена, – до этого я даже одну себя переместить не могла.
– Так у тебя был дебют? – изумленно поднял брови Доре.
– Ну, что-то типа этого, – подтвердила она.
– В таком случае, поздравляю, – Жан прижал правую ладонь к сердцу и склонил голову, – у тебя здорово получилось.
– Спасибо, – покраснела Этьена.
Теперь им обоим стало ощутимо легче.
– Нас здесь не накроют? – уже хозяйским взглядом обвел помещение капсулы Доре.
– Нет. Находящуюся во временном дрейфе капсулу засечь невозможно. Даже тот, кто войдет следом, но отдельно, – пояснила Этьена, – попадет уже в другое пространство.
– Действует по принципу кабины лифта?
– Да…. Нет… – наморщила лоб Этьена, – не совсем. Капсула – одна. Она находится сразу во всех точках. Внутри временного континиума перемещается не она, а мы. Попав сюда, мы… выпадаем из трехмерного пространства реального исторического времени в четырехмерное реального…
– Стоп!.. – схватившись за висок, резко остановил её Доре, – всё!..на сегодня с меня хватит! Антракт…
Этьена облегченно вздохнула.
– В этой богадельне, – закончив растирать висок, Жан недоверчиво оглядел гладкие стены капсулы, – пьют что-нибудь вкуснее давешней дряни?
Девушка встала с кресла.
– Садись.
– А это просто кресло? – непроизвольно крепче вцепившись в край кушетки, уточнил мужчина, – или тоже…
– Тоже, – подтвердила Этьена, – но сейчас оно достаточно безопасно.
«Дурак, – почувствовав в её голосе иронию, взъярился на себя Доре, – веду себя, как капризная барышня», – он разжал пальцы и, не давая себе опомниться, перебросил своё тело в кресло и замер, подсознательно всё равно ожидая какого-то подвоха с его стороны.
Но ничего не произошло.
Кресло, как и любое другое, только слегка промялось под его тяжестью.
«Ничего такого, – немного успокоился мужчина, – кресло как кресло».
Жесткое на вид сиденье оказалось неожиданно удобным. Короткий ворс ткани приятно льнул к пальцам.
«Похоже на замшу, – осторожно проведя ладонью по подлокотнику, попытался определить он, – или бархат».
Дав мужчине освоиться, Этьена подтолкнула его левую руку к небольшой выпуклости на подлокотнике.
– Положи сюда руку.
– И что?…
– Просто положи.
– Под твою ответственность, – опуская руку, предупредил он, – и что теперь?
– Ты знаешь.
– Я… черт! Я действительно знаю! – Жан потянулся к столу и замер, не донеся руку до его поверхности.
– Смелее, – подбодрила его Этьена.
«Эх, была-небыла,» – он опустил руку и коснулся нескольких цветовых пятен.
В гладкой поверхности стены между креслом и кушеткой открылась небольшая ниша, откуда выплыл заставленный посудой поднос.
– Класс! Полный отпад… – Жан откинулся назад, но спинка кресла тоже откинулась, превратившись в узкое ложе, из изголовья которого в последний момент выскочила маленькая жесткая подушечка, – Черт! Что оно делает?! – крепко зажатый в тесном пространстве между подлокотниками, заорал мужчина, – какого!.. – он замер и заворожено уставился на выползаюшую из подлокотника трубку.
– Убери! – вцепившись в его руку, также заорала Этьена, – руку убери!.. Слышишь?
На конце трубки блеснул тонкий волосок иглы.
– Подними руку! – она резко рубанула ребром ладони по мышцам.
Его пальцы разжались.
Спинка кресла тут же подскочила вверх, подушечка исчезла. Игла всосалась обратно в трубку, а трубка – в ткань подлокотника.
Почувствовав свободу, Жан пулей вылетел из кресла.
