– Так, – сев ровно, чуть ли не с угрозой произнес он, – что это было? И где мы, черт побери, находимся?
– В безопасности, – не сводя с него глаз, коротко объяснила Этьена.
– Отлично. Но где? – обводя взглядом помещение, повторил он.
Комната, в которой он находился, была круглой и гладкой, словно вырезанной внутри огромного бильярдного шара.
Ни углов, ни потолка, ни дверей…
«Как в психушке, – оглядывая гладкую поверхность, зябко поежился Доре, – хотя, для психушки окно широковато».
Действительно, окно, занимающее всю противоположную часть сферы, было просто шокирующе огромно. И абсолютно черно.
«Господи, – вдруг сообразил он, – а вдруг это действительно психушка?! И это не окно, а экран, за которым сидит врач»?
– Где мы?! – охрипнув от волнения, снова повторил он.
– У меня, – успокоительно положила ему руку на колено Этьена, – конечно, особых удобств здесь нет, – словно извиняясь, добавила она, – но здесь безопасно.
– И это твоё? – осторожно уточнил Доре.
– Да, – подтвердила Этьена.
– А почему в окно ничего не видно? И что ты здесь понаставила? – только сейчас заметив вытянутый под окном стол, вращающееся кресло и запутанный рисунок из цветных квадратиков и пятен, покрывающий стол и часть стены между столом и окном, недоуменно уставился на неё Доре, – «Наутилус» какой-то… мы что, на подводной лодке?
– Нет. Успокойся.
– Да что ты всё «успокойся» да «успокойся»! – вскакивая с места, неожиданно для себя заорал Жан, – в гробу я видел такое успокоение! Ясно! Где эта светящаяся дрянь?
– Не знаю! – взлетая с кушетки, также заорала на него Этьена, – и знать не хочу! Здесь мы в безопасности! Ясно?
Жан так опешил, что вместо ответа только шумно вдохнул воздух.
Этьена тоже глубоко до всхлипа вдохнула и отвернулась.
«Дурак, – глядя на неё выругал себя Доре, – кретин полнейший. Нашел время истерику закатывать».
– Извини, – не глядя на него, деревянным голосом произнесла Этьена, – тебе как, полегчало?
– Да, – выдохнул и опять вдохнул Доре, – а тебе?
– Мне тоже, – опускаясь на кушетку, виновато произнесла Этьена.
– Бред какой-то, – плюхаясь рядом с ней на кушетку, с шумом выдохнул Доре, – извини, что я…
– Я тоже… в смысле, что… – начала путаться Этьена.
– Нормально, – успокоил её мужчина, – на твоем месте я бы орал ещё громче. Хотя я и на своем орал довольно неплохо.
Ему вдруг стало ужасно неловко и стыдно. И очень неуютно. Прямо-таки физически тесно в этой странной комнате, стены которой так и норовили упасть ему на плечи.
– Странная у тебя берлога, – невольно поежился Доре, – я её поначалу за психушку принял.
– Да? – удивленно подняла брови Этьена, – а что, довольно похоже.
– Да уж, – подтвердил он, – только матрасов на стенах не хватает. Это что, бомбоубежище?
– Что? – не сразу поняла Этьена, – ах, да… что-то вроде этого.
– А окно зачем? В него же целый танк въехать может, – Жан встал и подошел вплотную к окну, – занятно, не знал, что ты любитель абстрактной живописи…
– Да… в некотором роде… – неуверенно подтвердила Этьена.
– Ну, и темно же, – приблизившись вплотную к стеклу, Жан приставил козырьком руку к глазам и прищурился, – ничего не видно, хоть глаз выколи… Ты в порядке? – когда девушка тоже встала, внезапно спросил он.
– Да. Только я не понимаю, – наморщила лоб Этьена, – как мы оказались в…, – Жерве, – подсказал Доре, – ты не помнишь, как приехала?
– Нет.
– А Николя? – напомнил Доре, – ты помнишь Николя? Ты звала его.
