– Взё, уходим, – потянул Жозе-Эдуардо Стрельцова за саван, – опазно.
Они отошли километра на два, когда Эдик перестал предостерегающе выпучивать глаза. Ещё через пару километров он выдохнул и заговорил первым:
– Котуко – шаман в этой деревне. Он хороший шаман, в деревне не умирают. В других много умирают, но не хотят селить больных отдельно и сжигать их трупы.
– Из-за похоронных обычаев? Я смотрел по телевизору. Ужасные пережитки.
– Да. Котуко не любят, говорят, он нарушает обычаи.
– Кажется, я начинаю догадываться, зачем меня сюда притащили. Но чем я могу помочь без лаборатории?
– Шаману не нужна ла-бо-ррьяатория.
– А что ему нужно?
– Ничего. Это он нужен. Нужен Духу. Нужен людям.
– Угу. У нас тоже так любят разглагольствовать, когда врачам зарплату не хочется платить. Как он помогает людям, кроме того, что нарушает обычаи?
– Дух помогает через шаман.
Стрельцов понял, что от связиста толку не добьёшься.
– Ок, как попросить Дух, чтобы послал покушать? Очень уж я проголодался.
– Мы идём ко моей маме. Она нас покормит.
Тем временем Катуко сидел в своей хижине и смотрел в плошку с водой.
– Молодец русский, – думал он. – Я не ошибся, что привёз его к нам. Он слышит своё сердце.
Мама Эдика была худенькой невысокой женщиной неопределённого возраста. Её тельце цвета ириски было завёрнуто в пёстрый хэбэшный фантик. Она сдержанно кивнула гостю, а потом произнесла фразу, обращённую к сыну, которая на любом языке понятна без перевода:
– Вечно ты опаздываешь к обеду и тащишь с помойки всякую дрянь у всех дети как дети иди мой руки горе моё.
Эдик предложил новому знакомому лёгкие штаны, которые в России почему-то зовут гавайскими, майку и сланцы. Пока Игорь переодевался, у матери с сыном произошёл разговор.
– Зачем ты вмешался в жизнь отмеченного? Зачем привёл домой?
– Мама, разве я не должен ему содействовать? У него на груди и спине знаки Катуко, это значит, что ему должен помогать всякий ради блага нашего народа.
– Катуко настроил людей против себя. И эти знаки могут не помочь, а навредить.
– Что-то случилось? – спросил вошедший Игорь.
– Мама раз-зказала новости. Ничего особенного. Давай кушать.
Несколько дней предписанной Арсению тишины прошли в простой домашней работе и прогулках по зимнему лесу. Он снимал всё подряд на телефон и был тревожно счастлив. Алла так и не сказала, какая помощь ей требуется от него, была тихая и словно всматривалась куда-то в будущее. А ему было хорошо и страшно, что в любую минуту его попросят уехать.
Однажды утром Алла обратилась к нему с неожиданным вопросом:
– Послушайте, Арсений, вы сильны в географии?
– «Яндекс» в помощь…
– Не хотят мне тут помогать ни Яндекс, ни Гугл. Одна-одинёшенька, никто не придёт и про Африку не расскажет, – шутливо заныла Алла. – Сеть слабая. Одна фотография грузится два часа. Нужна информация по той части Африки, где реки текут и деревья растут.
– А…ну…можем поехать ко мне, у меня скоростной…
– Вы в порядке? Такое чувство, что не совсем проснулись.
Арсений смущённо улыбнулся, почесал ногой ногу:
– Да, есть немного. С вашим другом, тем, что на фото, во сне разговаривал.
– Это мой брат Игорь. Просыпайтесь уже и пока не рассказывайте о вашей беседе. Расскажите лучше, что вам известно о нарушителях границы за последнее время? Афроэстонцы были?
– Гы-гы. Негры всегда были. Со статистикой не знаком, но периодически слухи доходят, что кого-нибудь задержали. Вот пару недель назад одного из речки достали, в одних шортах. С воспалением лёгких в районной больнице лежит. Все ходячие больные вместе с санитарками в его палату на экскурсии наведываются. Говорят, действительно, лиловый, как в песне.
