– Но, позволь, – возразил Зайдинский, – в этом районе в те времена никаких сплошных лесов не было, а обезьяны тогда все-таки еще лазали по деревьям.
– Ладно, не будем упражняться в антропологии, – сказал Зотов. – Мы с тобой далеко не Дарвины. Но, без шуток, не попахивает ли тут самой настоящей Нобелевкой? Ведь, кто знает, может, этот Хромой и есть то самое заветное трижды таинственное промежуточное звено между древней человекообразной обезьяной и современным гомосапиенсом. Ведь сколько лет уже его найти вожделеет целая армия антропологов.
Вот так все усложнилось и запуталось. Находка носорога не только не помогла раскрыть тайну, а, наоборот, задала новые, еще более трудные загадки. Особенно огорчало исчезновение останков Хромого. Куда же он делся? Не мог же он со своей простой деревянной палкой совершить некий фантастический полукилометровый прыжок? Не мог он ни раствориться, ни испариться, ни взлететь в воздух... Хотя кто его знает.
И вот снова ( в какой уж раз!) поехал Зайдинский в Вилбирск, вышел на окраину и направился к местам своих полевых исследований, с которыми было столько связано и которые теперь, отслужив свое, были забыты и заброшены. Он ходил между раскопами, отгороженными невысокими заборчиками, между ящиками с мергелевыми и доломитовыми образцами горных пород. И снова, как и раньше, возник перед ним тот древний плеоценовый пейзаж.
Над гладкой поверхностью лагуны висел тяжелый утренний туман, поднимавшийся высоко к подернутому облаками белесоватому небу. Всюду была вода, мертвая сульфатная вода, не оставлявшая места ни для чего подвижного и живого.
И только вдали на востоке высилась длинная гряда известняковых гор, заросших невысоким кустарником и травой. Они тянулись параллельно берегу моря и зеленой полосой обрамляли мрачную матовую черноту замершей лагуны.
Но вот за горами загорелась ранняя утренняя заря. Сквозь решето кустарника робко пробился красный луч света. Потом низкое солнце вырвалось из-за горизонта, ударило в глаза и разлетелось маленькими осколками по волнистой поверхности воды. Первобытный человек (или кто он там был) бежал навстречу рассвету. Пытаясь скрыться от погони, он бежал к спасительной земной тверди, к свежести кустов и трав, бежал туда, к Вилтерским горам.
Но не добежал. Как и его преследователь, шерстистый носорог.
С тех пор прошли десятки, сотни тысяч лет. Здесь все изменилось: море безвозвратно отступило далеко на запад, морская лагуна исчезла, на ней выросли мощные слои песка и суглинка, нанесенные ветрами и потоками талых и дождевых вод.
Только Вилтерское нагорье, сглаженное временем и превратившееся в невысокие плоские холмы, осталось от того древнейшего периода истории Земли. Только они еще как-то обозначали границу лежавшей когда-то рядом морской лагуны. Ну, конечно, только где-то в них и должна была быть разгадка тайны.
И так же, как тогда, в тот страшный час, неяркое утреннее солнце поднималось над холмами и длинные бледные тени деревьев вытягивались к западу.
Зайдинский присел на край большого угловатого камня, лежавшего под густым развесистым дубом. Солнечные зайчики прыгали по земле, и, подражая им, шустро бежали друг за другом вперегонки бойкие неотвязные мысли. Но вот одна из них, неожиданная, ясная и простая, вдруг остановилась, вытеснила и заслонила все остальные. Кажется, и раньше она приходила ему в голову, но именно сейчас обозначилась наиболее четко и ярко:
