Некоторое время Елена ощущала послевкусие возвращенных мгновений. А когда чарующее их действие стало ослабевать, потянулась к другому приглянувшемуся ей флакону.
Он был из прозрачного стекла в форме кристалла, покрытого блестками. Пирамидальный колпачок, инкрустированный крупным переливчатым стразом, снизу был трижды перевязан серебристым шнурком с металлической табличкой.
Ледяной «Материально-чувственный космос», главные роли в котором исполняли водка и горький цитрусовый тоник, шипящий, щекочущий нос пузырьками, через который не сразу проступила дымная древесность, звучал оригинально, пикантно. Сменяя морозность верхних нот, тепло раскрылись сливочный мускус и припудренный ирис, а в переливчатой ауре улавливались полутона обволакивающей амбры, подогретого темного шоколада с остринкой имбиря и нюансом жареного миндаля. Елена ощутила легкое головокружение и перенеслась в педагогическую альма-матер, на кафедру русской литературы, где в течение пятого курса работала лаборанткой.
После очередного научного мероприятия организовали застолье. Как водится, выпивали водку, закусывали подарочными отечественными шоколадными конфетами с пралине и прокуривали небольшое помещение кафедры с длинным прямоугольным столом посреди так, что хоть святых выноси. Даже одурманенные, профессора и доценты, доктора и кандидаты филологических наук оставались в своем репертуаре и, рассыпавшись на группки, вели дискуссии не на злободневные темы, а исключительно о высоком: о стилистике Набокова и гении Платонова, компромиссе Горького, прозорливости Гоголя, поразительно современном слоге Розанова, поэтическом священнодействии Заболоцкого и прочем.
В дымном гвалте блестящими рыбками показывались на поверхности и ныряли в глубину отдельные реплики, а смысл всей речи смывал вновь нарастающий гул разговоров: «Он боялся… вызовет недовольство и на нем отыграются… Это субъективный исторический источник… Здравый смысл возобладал… В таком случае он заблуждался! Его заблуждали, поэтому он заблуждался… Но в русском театре была драматургия до классицизма… Извините, он не вполне русский писатель… Хейзинга… Результат игры как объективный факт незначителен и безразличен… и по мере того как оно возрастает, игрок более уже не сознает, что играет… …комплекс Бобчинского… дефицит легитимации, который свойствен русскому человеку… Я рекомендую вам обратить внимание на… Эта мифологема активно внедряется в сознание людей…».
После нескольких рюмок крепкого спиртного, закуренных длинными тонкими сигаретами с ментолом, Елена вся обращалась в зрение и слух, спокойно наблюдала за происходящим, изредка вставляя загадочные комментарии хрипловатым, смолисто-тягучим голосом. Тонко поблескивала серебристая оправа очков.
«Здорово, – подумала Елена, – аромат содержателен, напоминает мне молодость. Это воспламеняет. Его тоже куплю».
Елена решила, что приобрела все, что хотела, и пора остановиться, но тут ее взгляд зацепился за оригинальный флакон из полимера, напоминающий серый нешлифованный камень с красноватыми прожилками. На этикетке было написано «Самое само», а значит, ожидать от них можно было многого.
Как обухом по голове Елену оглушил откровенный, грубый запах конского пота и чего-то еще грязного, непотребного на фоне сухой степи. Первая реакция – резкое отторжение, мерещилось сырое мясо, и это было почти несносно. Но Елена не отличалась склонностью к скороспелым решениям, и в момент промедления что-то неуловимое в нем привлекло, заставило заподозрить второе дно.
