– Ден, темно или я пока глаза не разлепила?
– И то и другое. К твоим пора. Половина уже, а ещё собраться, чай и долгое, грустное прощание, – чувствую, улыбается.
– Ну почему нельзя просто поговорить с отцом? Или ты не хочешь съезжаться?
А вдруг правда не созрел, сомневается?
– Во-первых, странный вопрос про «не хочу», тут всё очевидно, мне кажется. Во-вторых, папа твой и ты тоже не готовы к этому разговору. На первом курсе, когда поступишь, можно будет прощупывать почву. Сейчас надо потерпеть, – нудит Бек, – и мне действительно очень важно и приятно, что ты сама подняла эту тему.
– Естественно, сколько можно быть «дневной кукушкой»?! Марусе отдельное спасибо за выходные! Пускай через раз и на диком стрессе, но ночь с субботы на воскресенье она нам обеспечивает!
– Не знаю даже, как расплачиваться придётся! – ухмыляется и гладит по щеке тыльной стороной ладони, спускается на грудь, проводит рукой до ключицы и легко сжимает трапецию. Еле сдавил, а так больно. Чуть не вскрикиваю. Короткий «пссс» всё‑таки проскочил. Вроде не заметил.
– В эти выходные будешь отрабатывать – Машка любит вечеринки! Спасибо, что согласился всех здесь собрать! Мы небуйные. Ну почти. Ну не все…
– Посмотрим. Ты же знаешь, тусовки мне даются со скрипом. Успокаиваю себя тем, что это «тимбилдинг» и народ удастся выгнать раньше, чем под утро. – Скепсис или сарказм? Хрен их, «киборгов», разберёшь.
На полу под диваном пиликает мобильник. Мой. Эсэмэс.
>Мама
>Аля! Дома в десять! Мы будем поздно, ложись, не жди!
Опять играть поехали. Стресс снимают.
Щурясь, тыкаю экраном в нос Денису:
– Час есть.
– Хватит, чтобы «добежать до канадской границы», – хрипло выдохнул, скользя рукой по животу и упираясь пахом в бедро. Вошёл пальцами. Средним и безымянным. Сжал. Протолкнул глубже. Достал кисть. Положил пальцы мне в рот. Обхватил за талию. Перекинул на себя. Сполз ниже. Протиснул плечи под мои бёдра, сказал:
– Возьми себя за грудь и сжимай. Сильно, – провёл языком по половым губам, клитору, держит руками таз, – двигайся сама, пока не кончишь.
Начинаю приподниматься и опускаться кончиком клитора к его кубам. Берет в рот клитор целиком и начинает сосать. Даже прикусывает зубами. Задерживаю дыхание. Тело начинает трясти. Кончаю на выдохе, чуть не падая сверху.
Бек проскальзывает ещё ниже. Сама стою на четвереньках. Чувствую, что Денис разворачивается где‑то сзади. Шелестит фольгой презерватива.
Вошёл. Забрал за спину одну мою руку, крепко сжал. Своей свободной рукой зарылся в волосы почти у головы, больно тянет. Резко, но медленно двигается. Отпустил волосы и заломанное предплечье. Сжал пальцами шею, другой ладонью стиснул кожу чуть ниже талии. Остановился. Не выходя, поднял за шею. Прижался грудью к спине, придушил. Продышался. Уложил на живот. Придавил сверху. Душит. Опять двигается.
Зарычал. Со стоном кончил.
Мне не хватает воздуха. Почти закашлялась. Всю трясёт.
Тихо и, кажется, испугано спросил, одними губами:
– Ты как?
Голоса нет. Не могу ответить. Сглатываю, сиплю:
– Всё хорошо…
– Прости.
– За что? – не понимаю.
– За это.
Повисла пауза.
– За то, что ты меня сейчас раздавишь? – пытаюсь развернуться.
Наконец Бек догадался перекатиться на бок. Уткнулась в подушку лицом. Опять вырубает.
– Включишь свет, а то усну? И не встану. Совсем. С мамой моей сам потом будешь объясняться.
Глухой бубнёж, разобрал или нет, интересно?
