— Всё, я понял, песочек пляжа тоже придётся стерилизовать.
— Да ну тебя! — я со смехом шлёпнула его по плечу, а Кузя поймал мою ладонь и чмокнул смачно:
— Прям как приласкала!
Мы добрались до яблонь и несколько минут просто любовались на них. Яблоки уже созрели — маленькие, крепкие — но есть мы бы их всё равно не стали. Потом Кузя потянул меня дальше с самым загадочным видом, приговаривая:
— Сегодня ты поймёшь, что такое настоящий адреналин, детка! Сегодня будет мя-а-асо!
— Несчастный, нас загребут в полицию.
— Не загребут, не боись! Всё продумано.
— Что у тебя там продумано?
Кузя поднял сумку и легонечко потряс ею. Внутри что-то звякнуло.
— Алкоголь? Ну ты умник! За распитие спиртных напитков в общественном месте…
— Гранатовый сок, Юлька!
— Со-о-к? — разочарованно протянула я. — Сок — это неинтересно!
— Доверься профессионалу, — он подмигнул мне и кивнул на Финский залив. — Смотри, какая красота!
Красота и правда была неописуемая. Закат окрашивал редкие облака в нежный розовый цвет, где-то чуть палевый, а где-то почти бордовый. Волны неспешно катились к пляжу, как послушные барышни на прогулке, одна за другой. Машины бежали по эстакаде магистрали, мимо «Арены», равнодушные ко всей окружающей их красоте. Зато я выдохнула тихонечко:
— Как тут…
— Атмосферно? Спокойно? Холодно?
— Балда ты, Кузя! Классно тут!
— Вот и отлично!
Мы спустились по бетонным ступенькам на пляж, и Кузя бросил сумку под бетонную стену, отобрал у меня плед и одним ловким движением профессионального официанта расстелил на песке:
— Вуаля! Садись, раздевайся, наслаждайся!
— Придурок, — пробормотала я, усаживаясь на плед. Из сумки появились бутылка сока, два лонгдринка и пластиковый лоток. Кузя плюхнулся рядом и виртуозно налил в два бокала рубиновый напиток:
— Прошу!
— Благодарю! За что пьём этот прекрасный сок две тыщи девятнадцатого года разлива?
— За нас, конечно, мать, ты чего?
Мы чокнулись, потянули сок, глядя на залив. А потом меня нежно прислонили к бетону, поцеловали в губы и принялись ласкать, проникнув руками под футболку. Я попыталась протестовать, потому что испугалась — люди же ходят по набережной. Кузя шикнул:
— Не привлекай внимания, Глинская!
— Потому что ты не привлекаешь, нет!
— Я вообще ничего не делаю…
Его рука скользнула в мои шорты, неожиданно и быстро. Я замерла, с бьющимся сердцем и красными щеками. Несмотря на критичность ситуации, возбуждение охватило меня сразу и целиком. Таким сексом я ещё никогда не занималась! Как он хочет сделать это?
— Пуговку расстегни, солнце…
Я послушалась, и его пальцы достигли клитора. Скат в животе уже вовсю бил хвостом, посылая электрические разряды предвкушённого наслаждения. Лёгкие, но уверенные движения пальца, то нырявшего внутрь лона, то гладившего клитор, вводили меня в нирвану — пугливую и оттого ещё более сладкую. Кузя оставил мои губы постанывать беззвучно от экстаза и склонился к груди. Боже, у него и рот такой же, как пальцы — жадный, резкий, дерзкий… Как удержаться, как не стонать?
А пальцы, сжалившись над возбуждённым клитором, проникли во влагалище — сразу два, как по маслу, сразу глубоко и сразу к той самой волшебной точке, которая обычно недостижима членом. Из моей груди вырвался вздох, а пальцы внутри меня задвигались быстрее и ритмичнее, доводя до исступления, вознося на седьмое небо и заставляя пылать от мысли, что мы тут вытворяем безобразия, а там, наверху, люди любуются закатом…
