– Предпочитаю спартанскую обстановку. Я по жизни аскет, не люблю ничего лишнего. Шкаф, кровать, стол, стул, зеркало… Что ещё нужно мужчине?
– Любимая женщина, – рассудительно ответила Лилиан.
– Но с этим-то, мадемуазель, я как-нибудь и без вас разберусь. Теперь вопрос: сколько вы берёте в неделю за эту комнату?
– Я же сказала: для вас бесплатно.
– И всё же? Спрашиваю из любопытства.
– Семьдесят франков. Да, она маленькая, но здесь капитальные стены, соседей не слышно, недавно сделан ремонт, нет блох, клопов и тараканов, наводнивших пол-Парижа.
– А были? – вновь полюбопытствовал Алябьев. – Я их страсть как не люблю.
– Были, мсье. Но полгода назад я их вытравила, и до сих пор нет ни одной мерзкой твари.
– Замечательно! Мне у вас нравится. Даже не думал, что так хорошо устроюсь.
– И вы мне понравились, мсье, – вдруг сказала Лилиан. – Когда вы надумаете сделать мне предложение, вспомните, что я сегодня первая призналась вам в любви.
– Что-что?? – изумился Алябьев.
– Что слышали, мсье: я признаюсь вам в любви, – и это было сказано уже безапелляционно.
– Мы с вами знакомы пятнадцать минут, – напомнил Алябьев.
– А мне их достаточно, чтобы успеть разглядеть и узнать вас.
– Это как же? – спросил он, гадая: если она шутит, то это глупо, если говорит серьёзно, то у неё явно не в порядке с головой.
– Не считайте меня сумасшедшей, – сказала она, глядя ему в глаза. – Я серьёзно. Я знаю, что говорю. В середине нынешнего октября мне исполнится семнадцать, а через год я буду совершеннолетняя. И, верьте или не верьте мне, мсье, придёт тот день, когда и вы скажете мне, что любите меня. Тогда мы с вами сядем на большой пароход и поплывём в Америку. Я никогда не плавала на большом пароходе. А вы?
– Довелось, – ответил он, всё ещё обескураженный её словами.
– Много раз?
– Три раза.
– И какая поездка вам больше всего запомнилась?
– Из Крыма в Константинополь.
– Расскажите?
– Нет, не расскажу. Это было не весёлое путешествие.
– Да, папа говорил мне, что вы бывший русский офицер.
– Запомните, мадемуазель, раз и навсегда: русские офицеры бывшими не бывают.
Она посмотрела на него очень-очень пристально:
– Я запомнила, мсье. Но и вы мои слова тоже запомните, – и, сверкнув глазами, добавила: – Я такая: у меня все важные события в жизни с первого взгляда и с первого раза!
С тех пор с периодичностью в две недели Лилиан при встречах спрашивала его:
– Мсье, наш пароход ещё не пришёл?
– Нет, Лиля, пока не пришёл, – отвечал Алябьев, сначала насмешливо, потом серьёзно, а через полгода уже и у самого сердце стало щемить, говоря ей это, ибо он осознал, что сам к девушке давно не равнодушен. И это самое неравнодушие подтвердило одно происшествие, приключившееся три месяца назад, а именно произошло то, что Огюст Мартен, нанимая Сергея Сергеевича на работу, назвал «уроном репутации» его доходного дома.
Один постоялец – мсье Ламбер, встретившись в вестибюле со своим соседом по квартире мсье Перреном, вдруг без всяких причин затеял с ним скандал и отвесил ему пощёчину. Тот завопил на весь дом «Помогите!» – и тогда Ламбер, выхватив из жилетного кармана дамский пятизарядный «нансен», закричал:
– Заткнись, свинья! Не то застрелю!
Лилиан и Сергей Сергеевич в это время находились в кабинете девушки, где она делилась с Алябьевым своими впечатлениями о недавно прочитанной ей книге Бальзака «Озорные рассказы». Услышав крики мужчин, они выбежали в вестибюль. Ламбер одной рукой держал Перрена за лацкан пиджака, а другой тыкал ему стволом револьвера в лицо. Увидев Лилю и Алябьева, он отпустил своего соперника и наставил оружие сначала на Сергея Сергеевича, а потом почему-то перевёл его на девушку и крикнул:
