– Какой есть. Смотри дальше.
В левой части экрана появляется фигура. Это мужчина. Он неуклюже бежит по причалу. За ним мчатся трое охранников с электрошокерами, а чуть поодаль – мужчина в темном костюме. Дрон поворачивает камеру, сосредоточивается на преследуемом и включает приближение. Достигнув конца причала, мужчина поворачивается к преследователям и поднимает руки, стараясь защититься от них, но первый охранник опрокидывает его на бетонный причал и приставляет к горлу шокер. Тело жертвы напрягается и обмякает.
– Прыткий парнишка, – замечает Квинн. – Разве его не учили уважать старших?
Запись продолжается. Подбегает паромщик, хватает охранника за ремень и делает локтевой захват.
– Так-так, – бормочет Квинн, постукивая по стеклу монитора. – Сдается мне, что он сейчас задушит охранника.
Похоже, Квинн прав. Через несколько секунд тело охранника становится ватным. Паромщик отпускает его горло, и тот сползает на бетон.
– Они все спятили, – усмехается Квинн.
Паромщик опускается на колени и приподнимает голову старика. Его движения становятся совершенно иными, в них ощущается нежность и даже любовь. Глаза старика открыты и смотрят в небо; его губы начинают шевелиться.
– Останови запись, – просит Тия.
Квинн нажимает клавишу.
– Это тот, о ком я подумал? – спрашивает он, поворачиваясь к Тие.
– Да. И еще кое-что. По-моему, паромщик – его сын.
– Обалдеть!
– Можешь включить звук? Мне нужно услышать, о чем говорит старик.
Квинн отматывает запись до того момента, когда паромщик опускается на колени, затем включает аудиоканал и вновь запускает видео. Слова тонут в хаосе фоновых звуков: криков толпы, гула двигателей парома, шума ветра, несущего грозу.
– Можно как-нибудь подчистить звук? – спрашивает Тия.
Еще три прокрутки. С каждым разом звук улучшается, но незначительно. Слов старика по-прежнему не слышно. Квинн откидывается на спинку вертящегося кресла и устало потирает лоб.
– Слишком много фоновых шумов.
– Повтори снова, но медленно. Кадр за кадром.
Квинн выпрямляется и начинает покадровое воспроизведение.
– Гляди-ка. – Он указывает на рот старика. – Это «о».
– Точно «о». Продолжай.
– Это «а»? – спрашивает Квинн.
– Нет, – мотает головой Тия. – Видишь, как он напрягает челюстные мышцы?
– Будь по-твоему. Тогда что?
– Это «р». «О», «р», затем «а».
Квинн пристально смотрит на нее. Оба молчат.
– Чертовщина какая-то, – бормочет он.
Они продолжают покадровый просмотр, но оба и так догадались, какое слово произносит старик.
О-Р-А-Н-И-О-С.
Ораниос.
– Я годами пытаюсь перевалить через эту преграду, – говорит Квинн. – И вдруг появляется некий старик и как ни в чем не бывало произносит слово вслух.
Они сидят на кухоньке и пьют чай. У них за спиной открывается дверь. Это Джесс.
– Тия! – радостно восклицает она.
Тия встает. Женщины обнимаются.
– Матери здесь нет, – сообщает Джесс.
– Мне уже сказали.
Они размыкают объятия. Тия смотрит на подругу. Десять лет назад, когда они познакомились, Джесс поразила ее своей эффектной внешностью. Пожалуй, тогда эта женщина легко бы сошла за просперианку. Красота Джесс никуда не исчезла, но лицо стало худощавее и жестче. Лицо женщины, в чьей жизни много чего произошло; женщины, живущей верой. Волосы, когда-то длинные, теперь коротко подстрижены.
– А ты как? – спрашивает Джесс. – Все в порядке?
Тия пожимает плечами:
– Раз в неделю хожу на лицевой массаж. Разрабатываю левую руку.
